Читаем Жили по соседству полностью

- Мне нечего прощать. Я рада, что все выяснилось. Но не скрой, Леня, тогда мне было очень, очень тяжело... Я пошла к тебе потому, что мне было жаль тебя и я знала, что виною всему отец... И когда мне сказали, что ты не хочешь меня видеть, я подумала другое...

- Лиля!

- Ты ничего не понимаешь!.. Мне в* то время было невыносимо тяжело! Отец нервничал, потому что на фабрике шла какая-то ревизия, и я, наконец, начала догадываться... Понимаешь?.. И когда ты не вышел ко мне, мне показалось... Но не будем больше говорить об этом, Леня... Ни о моем отце, ни об этом недоразумении!

- Хорошо. Но мы останемся друзьями. Помни, что я всегда, все, что могу, для тебя сделаю...

Можно чувствовать себя виноватым без вины. С чего он взял, что к нему приходила Зина? И догадаться, что приходила Лилиан, было не так уж трудно. Не случайно нянька и даже дежурный хирург были поражены наружностью посетительницы.

Конечно, и Зина была недурна, но нарушить строгий распорядок хирургической клиники могла только красота Лилиан.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Когда наступает праздник

1.

На добрых пять километров затопив пойменный лес, разлилась после многоснежной зимы маленькая Тавра. Славно удобрила она в этом. году низменные луга и огороды. Заодно и другое хорошее дело сделала: подняла со стапелей новую лодку Ивана Татарчука.

Случилось это вскоре после Первого мая и сопровождалось казусом, на взгляд автора, почти таинственным.

Возможно, из того же романа, где он вычитал ветхозаветное слово "банкрот", Татарчук узнал об обычае миллионеров называть яхты именами возлюбленных. Леди, мисс и миссис, увидев свое имя начертанным на носу белоснежного корабля, как правило, приходили в неописуемый восторг и с удвоенной силой влюблялись в щедрых женихов и мужей. Татарчук миллионером не был, но их обычай ему понравился, и он, недолго думая, вывел на носу своей лодки слово "Любовь". Надпись, сделанная черным по белому, свидетельствовала если не об искусстве Татарчука, то о силе его любви: буквы были высотой не менее тридцати сантиметров.

Увы! Миссис Татарчук в восторг не пришла. Увидев надпись, она залилась хохотом, когда же нахохоталась вдосталь, вытерла платком слезы (они проливаются по разным поводам) и потребовала, чтобы надпись немедленно была закрашена.

- Что ты наделал, Мишук! Закрась сейчас же, пока никто не видел!

Нужно сказать, в известной мере Люба была права. Появление на тихой Тавре самодвижущегося судна с таким лирическим и, мы сказали бы, соблазнительным названием несомненно вызвало бы переполох.

Если бы Люба потребовала разбить лодку вдребезги, Татарчук безропотно исполнил бы ее желание, но вот - поди ж ты! - закрасить надпись оказалось задачей, почти неразрешимой. Три раза накладывал на нее Татарчук слой белой краски и три раза шесть огромных букв постепенно выплывали наружу. Тогда, зачерпнув со дна банки густой сгусток белил, он попросту залепил надпись.

Каково же было его недоумение, когда на следующий день оказалось, что надпись, хотя и не совсем отчетливо, но все же видна!

Может быть, химики, специалисты красочного дела, смогут дать материалистическое объяснение такому явлению, но автор склонен думать, что слово "любовь" может обладать особыми, так сказать, таинственными свойствами. Очень трудно бывает его замазать или стереть, когда оно начертано рукой любящего.

2.

С каждым днем приближается славный праздник двадцатипятилетия тавровского завода "Сельмаш".

Прибран и посыпан песком просторный двор завода, сверкают начисто протертые окна и стеклянные крыши цехов, обновлена и блещет золотом вывеска на заводских воротах, но еще не закончено оформление Дворца культуры. В его просторных залах развертывается выставка "За 25 лет".

Вот где открылось обширное поле деятельности для директора дворца Валентина Осиповича Шустрова! Весь актив поднят им на ноги. Что касается Лилиан, то она попросту была мобилизована, благо конструкторское бюро закончило проектировку машины нового образца. Даже Ляликов, ревниво оберегавший своих работников от всяких посягательств со стороны, не противодействовал Шустрову, сказав:

- Придется помочь... Уж вы, ягодка моя, там постарайтесь.

И вот Лилиан старается.

В просторной комнате декоратора, занимая всю стену, стоит огромная схематическая карта мира с надписью: "Где работают наши машины".

Судя по карте, центром мира является тавровский завод "Сельмаш". От него во все стороны расходятся красные лучи. На что просторен Советский Союз, но тавровскому заводу в нем тесно. Красные лучи проникли во все восточные страны Европы. Перелетев через высочайшие в мире горы, скользят они над долинами великих рек Китая, падают на знойные плантации Индии и Вьетнама. Моря и океаны им нипочем: они добрались и до Египта и до Индонезии. Самый длинный луч красной лентой пересек голубую громаду Атлантического океана, чтобы закончить путь по ту сторону экватора, в далекой Аргентине.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза