Жил-был такс

Макс понял, что гроза прошла и вылез из-за подушки — как раз вовремя, чтобы Сашка на него наступил. То есть почти наступил: Дашка успела его схватить в последнюю секунду.

— Мирись, мирись, мирись и больше не дерись! — хором продекламировали брат с сестрой и расцепили мизинцы.

— С чего начнём? — бодро спросил Сашка.

— С начала! Я покормлю Макса, и будем вещи разбирать.

Макс побежал вслед за Дашкой на кухню, быстро проглотил завтрак, вылизал миску и поспешил обратно, лопаясь от любопытства.

В комнате всё было кверху дном. На Сашкиной кровати под потолком сидели Мавра с Мавриком: наблюдали, свесив усы, щурились, помаргивали. Дашка-Сашка сидели на полу в куче вещей, разбирали её и опять цапались.

— Смотри, уже третьи твои джинсы!

— А чья это маечка с надписью «Реальный пацан»? И камуфляжная толстовка… А джинсы дай сюда, я их вторую неделю ищу.

— Под кровать посмотреть не догадалась?

— Смотрела, их там не было! Вот майка с Человеком-пауком была.

— А почему не достала?

— Я что, нанялась за тобой убирать?

— Сейчас получишь!

— Кто-кто получит?

Тут сверху мягко соскочила Мавра, улеглась между спорщиками на симпатичной футболке с тиранозавром и принялась вылизываться.

— Профессор, эта кошка умнее нас с тобой. Надо не выяснять, кто беспорядок развел, а порядок наводить. Волоки всё в стиралку.

Мавра встала и гордо удалилась на кухню, подёргивая хвостом. Макс побежал следом: спросить кое о чём и заодно присмотреть за своей миской, а то мало ли что…

— Дашка-Сашка что — взбесились, что всё вверх дном переворачивают?

— Макс, у них всё вверх дном — это нормально. Вот сейчас приберутся, поживут в порядке день-другой, и опять всё будет по-старому. Ты просто недавно здесь живёшь. Да что ты к своей миске приклеился? Я на диете, и твоя каша мне сто лет не нужна!

— Извини, Мавруша, я иначе не могу. У нас, у собак, всегда так. Хозяина, миску и дом защищай до последнего, иначе ты не собака. Мы с этим рождаемся. Так что я тут посижу, рядышком.

— И кто же твой хозяин? — Мавра так заинтересовалась, что оторвалась от поилки.

— Папа-Костя, конечно. Он меня выбрал, а я его.

— Ну, тогда ему бояться нечего, — съехидничала Мавра. — А все прочие тогда кто?

— Члены стаи.

— И мы тоже с Мавриком?

— Вы — соседи, хорошие соседи. Я про людей говорю. А Папе-Косте бояться нечего, ты права. Я его никому в обиду не дам. И его, и Дашку с Сашкой, и Маму-Таню. И вас тоже. Не всегда же я буду ростом с тапок. Подрасту когда — нибудь.

— Ты уже растёшь, Максик. Внутри больше, чем снаружи. А Папа-Костя правильно выбрал, я смотрю… Ну что ж, с таким защитником и нам бояться нечего.

Мавра спрыгнула с подоконника, подошла к Максу и неожиданно лизнула его в нос:

— Ладно, пойду, пригляжу, чтобы эти двое детскую не разнесли…

В детской стоял дым коромыслом. Дашка застилала кровати чистым постельным бельём, когда с победным воплем ворвался Сашка.

— Вот он! Ура-а-а-а!

— Ты что орёшь? Кто «он»?

— Стегозавр! Я его так искал, а он был в кармане джинсов — тех, что что я кетчупом залил! Сейчас запихиваю их в стиралку, а стегозавр вывалился!

— Ты что, карманы не проверял? Угробишь машинку — знаешь, что с нами будет?

Дашка исчезла, как смерч. Макс залез под батарею, но уходить из детской было жалко: когда ещё такое увидишь! Сашка виновато шмыгнул носом, погладил стегозавра и поставил его на полку, к прочим чудищам. Вид у них был отвратный, но погрызть и не такое можно. От греха подальше Макс взялся грызть старое, давно знакомое резиновое кольцо: динозавров всё равно не достать, слишком высоко…

В ванной что-то заворчало, загудело. Таксичье любопытство мгновенно сорвало Макса с места — едва впопыхах кольцо не забыл.

Стоящая в ванной огромная белая штуковина ожила. Она рычала и ворчала, как большой рассерженный пёс. Макс поджал хвост и примирительно гавкнул. Штуковина продолжала рычать, и Макс, покрепче прикусив кольцо — для храбрости — подошёл поближе.

Посередине штуковины было окошечко, похожее на глаз. За окошечком что-то крутилось и мелькало, так, что у Макса закружилось в голове.

— Пойдем, нечего здесь смотреть, — сказали сзади.

Это оказался Маврик.

— Стиральная машинка это. Опасная вещь. Однажды я туда залез поспать, внутрь. А что: удобно, никто не мешает. Махровые полотенца мягкие. Ладно, хозяева ещё Папы-Костины рубашки решили постирать. Что потом было!

— А что было-то? — хвост у Макса мелко задрожал.

— Что — что… Мать так всыпала… — Маврик сел и начал умываться.

— Слушай, зачем ты все вылизываешься? И так чистый, шерсть блестит.

— Волнуюсь, — признался Маврик. — Думаешь, приятно такое вспоминать? Хорошо ещё, жив остался. У нас, кошек, правило: если тебе плохо — умывайся.

— А если хорошо?

— Тоже умывайся. Тут не объяснишь. Оно само получается.

— А-а, это, наверно, как хвост сам по себе виляет?

— Вроде того. Только мы хвостом виляем, когда сердимся.

Макс решил запомнить это покрепче.

В детской что-то завыло, и шерсть на Маврике встала дыбом.

— Всё, я пошел, отсижусь на кухне.

— А что это воет? — Макс поспешал за Мавриком со всех лап.