Жил-был раз, жил-был два

Дорога вывела на крутой склон. Вдали, словно врезанный в скалистое гнездо, черной тенью проступил Сагас. Забетонированный административный городок, лохань, загаженная отравленным воздухом из-за постоянного движения грузовиков по трассе А40. Жители соседних деревень – как и заключенные под конвоем жандармов – появлялись там, только чтобы отработать положенные часы или обратиться за врачебной помощью. Последний оплот цивилизации перед Лионом: больница вкупе с исправительным центром были главными работодателями в долине.

Он свернул на первый же съезд с кольцевой развязки, украшенной фигурой деревянного медведя – ни одного медведя в районе замечено не было, Габриэль знал точно, – двинулся по виадуку из тесаного камня и направился в обратную сторону к заводу по переработке отходов, но уже по другому берегу Арва, по коммунальной дороге. Мертвых птиц здесь насчитывалось еще больше, в то время как живые сотнями тысяч кувыркались в воздухе над его головой в хоре таких пронзительных криков, что казалось, будто осколки стекла трутся друг о друга.

Изо всех сил он громко взмолился о том, чтобы река не срыгнула тело его дочери.

6

Как минимум четыре машины жандармерии стояли у завода, не считая аккуратного грузовичка криминалистов. Габриэль въехал в открытые ворота и припарковался рядом. Огромными прыжками, с выскакивающим из груди сердцем побежал мимо разноцветных навалов. Почти сразу началась одышка, в горле засвистело, и пришлось притормозить. 2020-й… Ему стукнуло пятьдесят пять. Твою мать!

Пухленькая коротконогая женщина появилась из-за деревьев и воинственным шагом направилась к нему:

– Мсье, национальная жандармерия. Сожалею, но сюда доступ закрыт. Вы находитесь на…

Она не закончила фразу, наклонила голову и поняла смысл слова «призрак», произнесенного чуть раньше ее непосредственным начальником.

– Габриэль?

– Ты, случайно, не… Луиза? Луиза Лакруа?

Перед ним стояла уже не семнадцатилетняя лицеистка, растрепанная бунтарка с избытком косметики на лице, а женщина с длинной косой, округлыми щеками, в жандармской форме и брюках, заправленных в начищенные грубые армейские ботинки. Луиза – жандарм? Габриэль поверить не мог. Поначалу она растерялась не меньше его, но быстро взяла себя в руки:

– Что ты здесь делаешь?

Вопрос прозвучал довольно резко. Габриэль не знал, что сказать. Две Луизы накладывались друг на друга у него в голове. Он вытянул шею. Синие жандармские парки мелькали между стволами деревьев.

– Я заметил с трассы людей в форме. Что происходит?

Луиза сунула руки в карманы и зарылась подбородком в ворот куртки.

– Я не имею права говорить.

– Не имеешь права говорить? Ты шутишь?

– Ты выбрал не лучший момент, если решил повидать отца. Поверь мне на слово, он не в том настроении. Птицы, тело, а еще журналист, который назойливо лезет куда не надо. Я не могу пропустить тебя. Приходи попозже в бригаду.

– Не играй у меня на нервах, Луиза. Это Жюли там? Это она?

Луиза не ответила, и Габриэль решил двинуться дальше. Отстранил женщину резким жестом, когда та попыталась преградить ему дорогу. За полосой елей открылся обзор: покрытые галькой берега, черные и красные пятна разбившихся птиц, бурное русло реки, едва виднеющийся в серой дымке виадук и колония скворцов над ним. Справа у натянутого тента суетилась группа людей. С того места, где он стоял, можно было разглядеть лежащее на земле тело. Люди в костюмах белого кролика[7] снимали с него одежду и загружали что-то в прозрачные пакеты. Когда Габриэль различил режущую глаз белизну женской груди, его затошнило.

Луиза повысила голос, от группы отделился внушительный силуэт Поля Лакруа и поспешил на подмогу. Настолько же высокий, насколько его дочь была низкорослой. Еще не увидев его лица, Габриэль обратил внимание на походку: тот двигался, как клоун. Каждая новая картина действовала как удар кулаком в лицо. Его давний коллега, сорокалетний поджарый мужчина с профилем, вырубленным из крепчайшего камня, теперь передвигался с грацией бульдозера, завязшего в тине. Его когда-то черные, а теперь поседевшие и поредевшие кудри едва вились. Весьма подпорченная версия того Поля, с которым он расстался лишь накануне, несмотря на нашивки на мундире, свидетельствовавшие, что он дослужился до капитана. Как можно так перемениться за двенадцать лет?

– Что тебе здесь надо?

Та же враждебность, что у дочери. Габриэль вгляделся в обращенное к нему внезапно замкнувшееся лицо. И остальной молодняк с их злобными взглядами… Кроме аджюдана Мартини, он никого не узнавал. А где другие сослуживцы, Солена и остальные?

– Только не говори мне, что это она. Не говори мне, что это моя дочь.

Поль рассматривал его, как будто тоже открывал для себя другого человека. Лучшие друзья, выросшие на одной улице, вместе учившиеся в колледже и лицее, они стали коллегами, больше двадцати лет делили один кабинет на двоих и выпивали в соседнем баре два раза в неделю. И однако, сегодня они встретились как два незнакомца, столкнувшиеся лицом к лицу.