Жестокий наезд

– Я не хотела этого делать, Антон Павлович. Я знала, что это гадко. Я предала вас. Если хотите, убейте меня...

– Ну, это я всегда успею сделать.

Дверь я закрыл уже давно. Хотя лучше было бы этого не делать, потому что в суде, как и в остальных организациях, существуют и основания для возникновения слухов, и люди, их разносящие. Обед вдвоем с секретаршей, при закрытых дверях, обязательно будет истолкован как обед при свечах с последующим страстным разложением секретарши на столе. Именно по этой причине я никогда не закрываю дверь в кабинет. Посыл всех любопытных подальше обойдется дороже.

Но сейчас меня заботила не моя репутация, а ее. И, как ни странно, при этом нужно было закрыть дверь. Если войдет Николаев, он обязательно пригласит Аллу потом к себе и потребует объяснений. Я не уверен, что она не сглупит – скорее, в своих попытках оказаться честной до конца, она начнет говорить правду, правду и ничего, кроме правды. А это как раз тот случай, когда постороннему человеку нужно лгать, лгать и бесконечно лгать. В данной ситуации опереться можно только на меня и защитить могу лишь я. Все, к чему могут привести правдивые показания другому человеку, приведут или к выбросу на улицу, или к скамье.

– Алла, давай все по порядку. Что сейчас происходит?

– Вы не будете ругаться?

Буду ли я ругаться?! Вот вопрос, достойный субтильной леди! Буду ли я ругаться? А что страшнее – если я выругаюсь или начнется уголовное преследование?

– Что у тебя в кармане за документ? И к кому ты, отбивая каблуки, спешила на встречу?

Секретарь вытаскивает из кармана пиджака листок бумаги. Пола ее шубки задирается, юбки почти не видно. Моему взгляду достается лишь маленькая ножка, обтянутая черным чулком. Но Алле сейчас не до смущений, в своей полуобнаженности она не выглядит сексуально. Хотя, конечно, хороша, стерва...

– Вот... Господи, что теперь будет?

Переданный мне лист не что иное, как... повестка из суда. Она с открытой, то есть незаполненной, датой прибытия, но с печатью суда. В первую секунду меня одолевают смутные сомнения. Сразу вырисовывается глубокая комбинация моих врагов, неотразимо направленная мне в сердце. С такими поступками просчитать движения оппонентов просто невозможно, ибо сама суть комбинации чересчур сложна. Что за гадость хотят сотворить Басков и компания, начиная борьбу со мной завладением пустой повестки в суд?

Но уже через несколько секунд все встает на свои места. Когда речь идет о цейтноте, Струге, не нужно слишком сложно относиться к непонятным вещам. Все просто до изумления.

– Я все понял, Алла. А теперь давай по порядку. Вчерашний день, половина первого дня. Ты идешь за пирожками. Рассказывай. – Я кладу повестку на стол и смотрю в ее глаза.

– А откуда вы знаете?.. – Глаза, полные слез, становятся просто неприлично огромными, и в них, слегка подрагивая, стоят два моря. Окулисту с его исследованием глазного дна тут нечего делать. Эти два моря дна не имеют.

Поняв, что в данной ситуации лучше отвечать, нежели спрашивать, Алла начинает повествовать. Оказывается, на своем жизненном пути мой секретарь наконец-то повстречала своего героя. Он обходителен и ласков, щедр и обаятелен, чуток к чужим проблемам и невероятно смешон. Слушая эти определения, я невольно расслабляюсь. Перед моими глазами проплывают Хэмфри Богарт, Марлон Брандо и Делон. Когда же эпитеты у Аллы иссякают и дело доходит до фамилии, сказка заканчивается и я опять напряжен. Впрочем, «напряжен» – это не то слово. Я взрываюсь, как граната в руке нерадивого солдата. После названного имени появившиеся образы рушатся и передо мной хохочет Майк Тайсон. Его металлические зубы блестят, а лоб, высотой в указательный палец, морщится...

– Зверков?!

– Да, Руслан... – Алла смотрит на меня, как на потерявшего рассудок. Почему «ее» герой вызывает у меня такую странную реакцию?

– Этот финик с оттопыренными ушами?! И эта слюнявая игуана уластила тебя до того, что ты готова рухнуть на его деревянные нары, сжимая в руке украденные в суде документы?!! Алла, я в диком ужасе!..

Впрочем, никаких воспитательных мероприятий. Как известно, воспитание человека происходит до двенадцати лет. Все остальное время занимает обучение.

– Значит, так, родная. – Чувства уважения к секретарской красоте я не потерял, но в том, что она во благо, разуверился. – Я хочу знать, с кем ты.

– Антон Павлович, простите меня... Я сама не понимаю, как это случилось... – В двух морях опять начинается прилив.

Понятно, она со мной. Слава богу, что некоторые люди умеют вовремя останавливаться. Где-то в глубине моего пиджака есть платок. Пошарив в карманах, я обнаруживаю его и протягиваю девушке. Она берет его, и теперь вторая пола соскальзывает с колен. Две до изнеможения сексуальные ножки стоят прямо передо мной. Но это не беда. Перед Струге можно даже переодеться, ибо он – судья, а значит, бесполый.

Я вздыхаю и набираю на своем мобильном телефоне номер. Через пять секунд связь вводит меня в контакт с вызванным абонентом и я слышу голос Земцова.

– Александр, это я. Ты где сейчас находишься?

– Под окном твоим я с гитарою...