Жестокий эксперимент

– Не шутка, профессор! – зло крикнула она, вскочив с шезлонга. – Вы не способны на такие шутки. Представьте себе, что неожиданно все вернется обратно и мы окажемся и вправду женатыми.

Ему показалось, что он уже овладел ситуацией, поэтому он небрежно бросил:

– Подумаешь! Разведемся.

– А если к тому времени я полюблю вас?

– Эй, да вы заваливаете меня гипотезами, которые еще невероятнее, чем все окружающее!

Она поняла, что становится смешной, и попробовала найти защиту в новом нападении:

– А почему вы не делаете никаких попыток, чтобы разобраться во всем этом? Что вы за физик такой?

– Бесполезно.

– Как бесполезно? Разве вы не помните, что сказал ваш коллега Эйнштейн? Самое большое счастье, которое мы можем пережить, это тайны природы…

– Откуда вы это знаете? – нетерпеливо оборвал он ее.

– Читала где-то.

– Вспомните, это очень важно!

– Куда важнее, дорогой профессор, чтобы вы осознали наконец, что вы ученый, ясно? – заявила она, вскакивая с шезлонга. – Так что расскажите мне о файн… о фридмонах. Но только в каюте, этот свет начинает сводить меня сума.

Он опустил наружные щитки иллюминаторов, и каюта встретила их сумраком – освежающим и прохладным. Он готов был рассказать ей все о фридмонах, лишь бы отвлечь ее от предыдущей темы разговора. Ибо любовь относилась к разряду тех явлений, что так и остаются неразгаданными, какие бы прекрасные теории о них ни сочиняли.

В сущности, гипотеза о фридмонах пассивно наличествовала в запасе знаний, когда-то уложившихся в его голове, но не принимала до сих пор активного участия в его размышлениях. Он считал ее слишком произвольно пристегнутой к некоторым статистического характера интерпретациям законов квантовой механики и теории относительности. И все же он знакомил с нею своих студентов как с курьезным примером того, как современная космология позволяет и даже обязывает мыслить парадоксально. Сейчас ее, естественно, надо было изложить упрощенно, иллюстрируя моменты, которые так и останутся до конца непонятными человеку, у которого представление о пространстве выстроено единственно на чувственном опыте.

Девушка снова расположилась на кровати, забыв о том, что надо чего-то бояться, и снова стала похожа на первокурсницу. Он попросил ее сначала представить себе маленькую часть трехмерного пространства, примерно такую, как яхта вместе со световым облаком, и мысленно представить себе сферу, радиус и поверхность которой можно было бы измерять непрерывно.

– Классическая стереометрия в этом случае доказывает, что, если радиус этой сферы увеличивается, естественно, будет увеличиваться и ее поверхность, то есть, сфера будет как бы раздуваться. Но вот согласно Общей теории относительности, все совсем иначе. Если плотность в такой сфере имеет определенную величину, то при увеличении радиуса поверхность ее будет уменьшаться и вся сфера может сжаться до размеров микроскопической частицы, достаточно будет того, чтобы свет в ней оставался замкнутым. Такая сфера, если ее рассматривать с внешней стороны, будет представлять собой микрочастицу, внутри же будет целым миром со своими законами. Именно эту частицу назвали фридмоном. Какой вывод можно сделать из всего этого? Именно здесь и заключен парадокс: поскольку плотность нашей Вселенной очень близка к той, которую мы приняли за критическую, – но мы почти что уверены, что есть и иные массы материи, еще не открытые нами, – то можем предположить, что наша Вселенная, если смотреть на нее с внешней стороны, тоже микрочастица. А исходя из этого, мы уже просто обязаны допустить, что и все те микрочастицы, из которых состоит окружающая нас материя, тоже представляют собой целые вселенные с собственным разумом внутри себя.

– С разумом? – изумилась биологиня, и он понял, что ей не удалось увидеть нарисованную им абсурдную картину; она восприняла ее точно так же, как и обыкновенный человек просто принял бы на веру, скажи ему, что какая-то там галактика убегает от него на столько-то и столько-то миллионов световых лет. А вот если повесишь на стене объявление «Осторожно, окрашено!», непременно мазанет пальцем по стене, чтобы удостовериться, на самом ли деле окрашено.