Жестокий эксперимент

– Может, кофе сварить? – спросил он, но вставать не хотелось. Перед самым восходом чуть затуманенные, расплывчатые, изменчивые краски моря были особенно чарующими, и он хотел полюбоваться ими, хотя его мучило ее присутствие и неопределенность собственных чувств к ней. А с каким неистовством он еще вчера любил ее.

Что же с ними происходит?

– Здесь нет чего-нибудь покурить? – не ответив, задала она вопрос, и задала его довольно нервно.

– Ведь ты не куришь?

– Не курю, но сейчас хочется.

– Вроде бы валялась где-то в ящике пачка. А кофе принести?

– Я тебя умоляю, никакого кофе. Меня воротит при одном упоминании о еде.

– Я много вчера выпил?

– Не знаю, какая у тебя норма, – раздраженно ответила она. Он обиделся. Ведь говорил ей, что не пьет много, все рассказал о себе. Почему она ничего не помнит?

Он направился в камбуз и уже в дверях обронил: – А почему ты толкнула меня в море?

– Как это толкнула?

– Так! Взяла и толкнула.

– Тебе приснилось! – ответила она и только теперь посмотрела на него, и посмотрела, как ему показалось, с презрением.

– Может быть. Но сон-то в руку! – намекнул он на ее плохое поведение.

И спрыгнул с лестнички в каюту, чтобы не слышать ответа на свой упрек. А когда вернулся с сигаретами и спичками, она заявила:

– Зачем ты купил эти дурацкие сигареты?

– А что в них дурацкого?

– Безникотиновые.

– Я не разбираюсь в них. Увидел однажды в киоске и купил. «Мемфис». В городе Мемфисе придумали бога, имя которого носит моя яхта. Как видишь, порой от снобизма тоже есть польза.

Пачка была запечатана, но, поскольку провалялась на яхте примерно год, отсырела. Альфа с трудом раскурила сигарету.

До сих пор он не видел ее курящей. Что-то цыганское было и в смуглости ее кожи, и в наряде, и в желании курить, и в мрачном иррациональном беспокойстве, которое это племя проносило сквозь века и тысячелетия… Итак, цыганка, которая несколько дней удерживалась от курения, чтобы понравиться ему и чтобы он не ощущал запаха табака, когда они целовались.

И тем не менее он был благодарен ей за все.

– Что будем сейчас делать? – в перерывах между затяжками спросила Альфа.

– Можем опустить якорь, можем продолжать двигаться к берегу, а можем снова уйти в море. Нет проблем, – повторил он уже с явной иронией, поскольку и сам не знал, что делать.

Она курила беспокойно, как школьница на переменке в туалете.

– Ты что выбираешь?

– А ты, по-моему, берега боишься? – ответил он вопросом на вопрос, вглядываясь в побережье, которое постепенно стало походить на выцветшую от солнца и дождя траурную ленту.

– В книжках я читала, что люди радуются приближению берега, но ведь это всегда конец чего-то.

Он должен был почувствовать облегчение от того, что она первая произнесла слово «конец», но не полегчало, хотя его преследовали ощущения, что он жил с этой женщиной во сто крат больше, чем три дня, и наступавший конец вполне естествен и никаких возражений быть не должно. Но это ощущение отягощало его душу как нечто непонятное, а он не мог до конца разобраться в себе, потому что общение с Альфой лишило его последних сил, но она так и осталась неразгаданной загадкой, хотя все в нем было устремлено к тому, чтобы понять ее. Да, он исчерпал все свои силы, но окончательно пока не отчаялся. Он заподозрил, что ее теперешнее поведение продиктовано происходившими конфликтами, изгладившимися из его памяти и требующими объяснений. Видимо, оно спровоцировано чем-то таким, про что он забыл или не заметил вовсе. И куда честнее сейчас было бы, вместо того чтобы грызть яблоко, прямо спросить ее, почему берег для нее – конец. Но он так и не нашел в себе смелости, ведь тогда пришлось бы честно спросить и с себя, любит ли он эту женщину…

А в следующий свой выход в море, уже в одиночку, он возьмет бортовой дневник, чтобы вписать данные рейса, и обнаружит их совместные записи, и будет недоумевать: скучно им, что ли, было вдвоем, что они так спешили досочинить свой, такой короткий роман. Или же в любовном экстазе их опьяненное сознание потребовало, чтобы они овладели друг другом, не исключая и всего их прошлого бытия. В них пробудились эгоизм и алчность, когда один стремится подчинить другого без остатка. Он долго будет забавляться хитроумной псевдонаучной конструкцией: яхта-фридмон, в одинокой вселенной которой время течет вспять! Из всего этого могла бы получиться целая книга, но, к сожалению, его авторитет, авторитет ученого, не позволял ему заниматься научной фантастикой. Правда, он мог бы подарить эту идею кому-нибудь из писателей. Зачем терять такой занимательный сюжет!!!