Она делала круги под водой, двигаясь маленькими, изящными движениями. Я подошел к краю бассейна, прикурил оставшуюся часть сигареты и присел на корточки в своих рваных черных узких джинсах и потертой серой рубашке, которую так ненавидела моя мать. А я ненавидел богатство, к которому не имел никакого отношения, но это была совсем другая история, и Ленора никогда ее не услышит, потому что сегодня наше общение закончится.
В следующий раз, когда мне придется что-то доказывать, это будет с помощью действий, а не слов.
Выпустив облако дыма вверх, я наблюдал, как голова Леноры высунулась из воды, появившись передо мной впервые с тех пор, как я вошел.
Я понял, что за все это время она ни разу не вздохнула.
Она больше не была тем ребенком с юга Франции, который не умел плавать. Она научилась.
И она была совершенно голой.
Ее ресницы были занавешены жирными каплями воды, которые каскадом стекали по щекам. Она поставила локти на край бассейна, проверяя время на своих полярных часах. Именно тогда она краем глаза заметила, что что-то –
– Что, черт возьми, ты здесь делаешь, Спенсер? – Она отпрянула назад как от удара, будто мое существование взорвалось у нее перед носом.
– Я задавал себе тот же самый вопрос, Асталис, с тех пор, как увидел твою
Было странно, что, хотя нас официально не представляли друг другу с тех пор, как она приехала сюда, мы все еще помнили друг друга во всех смыслах, которые имели значение. Я знал, что она читает фэнтези, слушает The Smiths и The Cure и считает Саймона Пегга[7] гениальным комиком. Она понимала, что я из тех придурков, кто врывается в ее дом и наблюдает за ней.
Это подтвердило мои первоначальные подозрения. Она
Я затянулся сигаретой, усаживаясь на трамплин для прыжков в воду и медленно приподнимая ее халат из полотенца кончиком пальца, как будто это вызывало у меня отвращение.
–
– На это я не буду спрашивать твоего разрешения, – невозмутимо произнесла она, притворно зевая.
– Так не бывает, Хорошая Девочка. Когда я говорю «прыгай», они спрашивают, как высоко. А завтра все узнают, что ты испорченный товар, так что запасайся батарейками, потому что настоящий член тебе не светит.
– Шикарно. – Она медленно хлопнула в ладоши, саркастически присвистнув. – Вершина пищевой цепочки, верно,
Она использовала прозвище, которое я так ненавидел. Она слышала обо мне в школе, знала о моем легионе последователей.
Я склонил голову набок. Ну и что с того, что она притворилась, будто ей насрать на мою популярность?
– Осторожно. Тебя даже нет в веганском меню, Ленора.
– Все равно укуси меня.
– Только для того, чтобы пустить кровь, детка.
– Умереть у тебя на руках все равно было бы лучше, чем разговаривать с тобой, Спенсер.
Ленора наклонилась вперед, пытаясь выхватить халат из моих пальцев, но я был слишком быстр. Я закинул его за спину и встал, прикончив свою сигарету и бросив его в бассейн. От халата пахло хлоркой и хлопком. Девственный, чистый, без подростковых гормонов и дорогих духов. Я был уверен, к Эдгару Асталису, которому принадлежала половина галерей в Лондоне, Милане и Париже, по крайней мере два раза в неделю приходил чистильщик бассейна. Может, он мог бы дать Хорошей Девочке витамин D[9], который она не получала в школе.
– Чего ты хочешь? – прорычала она, ее губы сжались еще больше, чем обычно.
На самом деле Ленору и близко нельзя было назвать великолепной. Возьмем Дарью, мою соседку, например. Классическая красотка с конкурса красоты. Или Луну, мою подругу детства, которая была просто сногсшибательна. Ленора была просто приятна глазу – причем только с определенных ракурсов. Прямо сейчас ее подводка для глаз стекала по щекам, делая ее похожей на клоуна.
Я улыбнулся.
– Наверстать упущенное, глупышка. Как ты? Все еще собираешь мусор?
– Собираю. – Она оперлась о край бассейна, ее кожа стала белее по краям. Порыв ветра пронесся по заднему двору, и светлые волосы на ее руках встали дыбом. Она чувствовала себя неловко.
Как и я, черт возьми.
– Я делаю искусство из старых, ненужных вещей. Единственная разница между нами, что ты используешь исключительно камень и мрамор, то, из чего сделано твое сердце.
– И что я хорош. – Я провел языком по зубам, причмокивая губами.
– Прошу прощения? – Ее щеки порозовели, соответствуя ее и без того красным ушам.