Жестокие истины (Часть 1)

  Третьим обитателем дома был Аршан - угрюмый мужик, носивший деревенскую одежду. Это придавало ему вид крестьянина, который приехал в город на ярмарку. Он был и дворник, и сторож, и истопник одновременно, а если надо, мог починить прохудившуюся крышу или поменять гнилую половицу. С Элиотом он никогда не заговаривал первым, а на все вопросы только ворчал под нос невразумительное, словно наполовину разучился говорить. Пристрастия Аршана тоже были самые что ни на есть деревенские. От него на целую сажень несло табачным дымом, чесноком и кислым пивным духом - мастер Годар всегда страдальчески морщил нос, проходя мимо. Элиот, привыкший и к более крепким запахам, не раз пытался вытянуть из Аршана подробности его жизни. Но тот лишь сумрачно отмалчивался. Этот молчун даже язык свой держал на запоре: выставит самый кончик наружу, но обязательно прихватит его двумя рядами крепких желтоватых зубов. Кончик Аршанова языка можно было видеть и когда он рубил дрова, и когда белил известью фасад, но чаще всего - когда к нему приставали с расспросами. В остальное время зубы Аршана жевали мундштук кукурузной трубки. Орозия как-то шепотом поведала, что все родные дворника сгорели в пожаре. Видимо, эта беда надорвала его, и он немного повредился в уме.

  Элиота поселили в небольшой комнате под самой крышей: семь шагов в длину, четыре в ширину. Единственное круглое окно выходило в маленький дворик; оно было застеклено - роскошь, невероятная в комнате для прислуги. Впрочем, в доме лекаря повсюду стояли стекла: на зависть другим хозяевам, у которых в в рамах были распялены презренные бычьи пузыри.

  Поначалу Элиот вздрагивал всякий раз, когда в его дверь стучали. Но он скоро привык, и это даже ему понравилось - чувствовать себя полным хозяином в своих четырех стенах и никого не бояться: ни жандармов, ни воров. Первую неделю он часто просыпался среди ночи, мокрый, как мышь. Ему снился один бесконечный сон: мастер Годар со скандалом выгоняет его на улицу, а вдогонку ему летит грязное тряпье, в котором он пришел в его дом. Кошмары отпустили его не сразу. Но к весне прошло и это. Теперь одни лишь коты мешали ему спать: почему-то они избрали место для своих ночных посиделок прямо над его комнатой. Зато парня грела мысль, что соседство котов, безусловно, предпочтительней соседства одичавших голодных псов.

  Что касается обязанностей, то у Элиота они были необременительны и в чем-то даже приятны. Чаще всего ему приходилось относить письма мастера Годара к его многочисленным пациентам и просто знакомым, бегать с рецептами в аптеку и сопровождать Орозию на рынок с корзиной в руках. Пару раз хозяин брал его с собой в госпиталь, и в обоих случаях Элиот должен был нестись домой сломя голову только потому, что в саквояже мастера Годара не нашлось нужного лекарства. Свободного времени оставалось много, и парень с большой пользой для себя проводил его за в трактире "У моста". Библиотека мастера Годара не давала ему покоя. До нее он добрался спустя две недели после своего принятия на службу. Элиоту пришлось выдержать жестокую борьбу с самим собой: душа его вожделела книг, а разум призывал к осторожности. Однако, пример наглой Орозии подтолкнул его на этот шаг. В один прекрасный день он предстал перед хозяином и, краснея, попросил дать ему что-нибудь почитать.

  -Ого! Ты умеешь читать, юноша? - удивленно задрал брови мастер Годар.

  Элиот так энергично кивнул головой, что в шее у него хрустнуло.

  -Я знаком с этой премудрой наукой, ваша милость, - сказал он, гордясь собой, - Меня научил ей один монах-расстрига: за то, что я воровал для него с полей спаржу и арбузы, - ему показалось, что мастер Годар как-то по-новому смотрит на него - с нескрываемым интересом, - и он тут же попытался закрепить свой успех, - И еще я обучен счету, сложению и вычитанию чисел, значением более десяти.

  С этого момента доступ к библиотеке хозяина был открыт. Впрочем, мастер Годар сам выбирал, какие книги Элиоту можно читать, а какие - не следует. Первой была Библия. При виде толстенного фолианта, обшитого крокодиловой кожей, Элиот испытал самое настоящее потрясение. Но, к своему удивлению, Библию он осилил за полтора месяца, хотя поначалу думал, что на это ему не хватит и всей жизни. "Апокалипсис" Иоанна Богослова потряс Элиота до глубины души: долго еще после этого снились ему восстающие из могил мертвецы и хвостатая звезда Полынь. "Песнь песней" бросала его то в жар, то в холод, а над "Псалтырем" он попросту засыпал. Умиротворяющее учение Иисуса вызвало в нем жалостливое недоумение: как можно прощать тех людей, которые распинают тебя? Уж он-то никогда не подставит левой щеки жандарму Луами, пусть не надеется! Его симпатии были на стороне Моисея: око за око, зуб за зуб! Луами должен ответить за всё, иначе где же справедливость?