По причине того, что Грей слишком сильно беспокоится обо мне и потребовал наилучшего ухода, уже двое суток я лежу в больнице, и меня никто не беспокоит, но этот детектив по имени Сэмюэл Бэк слишком настойчив.
– На кухне мы нашли люк, – говорит он. – А под ним потайную комнату, в которой лежала ваша одежда и наручники, а также там была и цепь, прикрепленная к стене. Нет сомнений, что кто-то удерживал там вас против вашей воли, мисс Рис. Нам просто нужно, чтобы вы назвали имя.
Я открываю рот, но тут же закрываю его, краем глаза замечая, как цифры моего пульса на мониторе стремительно набирают скорость. Так мое тело реагирует на панику.
Я не могу раскрыть имя своего похитителя, потому что тогда Мия убьет Грея. Я не сомневаюсь в этом, ведь найти меня оказалось слишком просто. Она оставила на крыльце мой телефон как чертов маячок, так как знала, что помощь уже в пути, и не хотела, чтобы ее застали в доме. А ее громкий и раздражающий голос, предостерегающий меня от последствий моего возможного рассказа, до сих пор звенит у меня в ушах. Если я кому-нибудь расскажу о ней, то она непременно выполнит свое обещание. А учитывая то, как Грей легко избежал наказания после случившегося с нами, мне трудно поверить, что Мия сядет в тюрьму и останется там, если на ее защиту встанут влиятельные люди. Скорее всего этого не случится.
– Вайолет, – Бэк снова пытается привлечь мое внимание. – Мы сможем тебя защитить.
Его прерывает стук в дверь моей палаты, и, увидев, кто заходит внутрь, детектив вскакивает на ноги.
– Дай нам минутку, Сэм, – просит сенатор Деверо, одаривая детектива равнодушной улыбкой, от которой у меня сжимается желудок.
Поскольку весенние каникулы закончились, Грейсон сегодня должен находиться на занятиях. Что касается меня, мне выдали медицинскую справку, дающую право пропустить еще одну неделю занятий после выписки из больницы. Все профессора прислали мне сообщения с пожеланием скорейшего выздоровления и заверениями в готовности помочь наверстать пропущенный материал по моем возвращении. Так что сейчас сенатор застал меня одну.
Обведя взглядом палату, сенатор берет со стола одну из открыток с изображением цветов.
– От Шона Мередиана, – читает он. – Разве это не хореограф балетной труппы? – интересуется сенатор, но я ничего не отвечаю.
Вздохнув, сенатор откладывает открытку в сторону, а затем подходит к моей койке.
– Как ты себя чувствуешь?
– А вам не все равно? – хмурюсь я.
– Меня привел сюда разговор с моим сыном, – говорит он. – Не все ли мне равно на тебя? Меня мало что волнует, кроме собственной плоти и крови.
Я усмехаюсь, и на лице сенатора появляется тень недовольства.
– Я не думаю, что когда-либо смирюсь с тем, что Грейс предпочел тебя своему будущему.
– Отлично, тогда убирайтесь отсюда. – Я указываю на дверь.
– Конечно, я мог бы уйти, – говорит он, но вместо этого подтаскивает стул поближе к моей койке и садится на него. – Или же я могу объяснить, по какой причине пришел сюда. У меня плотный график, мисс Рис, и занятия благотворительностью в него не входят.
– Возможно, если бы вы занимались благотворительностью, то получили бы больше голосов? – отвечаю я, принимая более удобную позу. – Тем не менее я готова выслушать вас. Пусть это будет проявлением моего любопытства.
– Я знаю, что детектив давит на тебя, дабы вытянуть информацию, которую ты скрываешь. По твоим словам, ты даже не помнишь внешности своего похитителя? – Он приподнимает бровь, явно выражая сомнение в правдивости моих слов.
Глядя на сенатора, я не могу не отметить, что его ухоженность почти комична. Седые волосы, безупречно гладкая кожа, ровный загар и изумительно белоснежная улыбка не вяжутся с его возрастом. На его лбу не появляется ни единой морщинки, даже когда он хмурится. Но, возможно, мне просто никогда не приходилось обращать внимание на это. Неужели все политики выглядят так?
– Все верно, – говорю я. – А что вам сказал Грей?
Сенатор улыбается, глядя на свои ботинки, а затем встречается со мной взглядом.
– Так его называла мать. Она носила его на руках по дому и пела песню, в которой ласково обращалась к нему как к своей маленькой дождевой тучке. Грейсон с детства был полон эмоций и часто плакал. Он позволяет тебе называть его так?
– Если вы не в курсе, то он очень ее любил, – говорю я, чувствуя, как в горле образуется комок.
– Конечно, любил. Она же была его матерью.
Проглатывая ком в горле и стараясь не обращать внимания на жжение в глазах, я опускаю взгляд на свои колени и думаю о том, что мне нужно вернуть Грейсону фотоальбом. Я украла его, так как боялась, что Грейсон просто пользуется мной, но ради меня он бросил одну из самых важных игр сезона, и после того, как Мия похитила меня, отправился на мои поиски, чтобы спасти. Сейчас я действительно верю Грейсону, когда он говорит, что любит меня, хотя мне потребовалось время, чтобы поверить в это.