Жестко и быстро

— А тебя она взять не могла. Особенно если ты для нее что-то значил. Понимаешь, у нас ты был бы даже не простолюдином, а изгоем. Мало того что ты четвертинка, — так еще и единичка. Четвертинка единички. У альвов и у нас, если ты не знал, единички — явление редкое, как у вас — калеки с рождения. И отношение к ним такое же. Самый низ социальной пирамиды — двойки. А ты… ниже тебя были бы только рабы. Некоторое время ты жил бы под защитой матери, а что дальше? Даже вырасти ты как свартальв, твоя единичка — приговор. Потому что у нас двойки имеют такой же статус, как у вас — простолюдины. И тут дело не только в перспективах… оставь она тебя или забери — ты в любом случае теряешь одного из родителей. Там у тебя была бы только мать. Тут — отец, дед, родственники и хотя бы формальные, но привилегии. В Свартальвсхейме — одиночество белой вороны, причем в буквальном смысле белой, и презрение к неполноценному. А здесь ты вполне мог бы устроить свою жизнь, даже будучи единичкой. Твой дед Норман не загнал бы тебя под венец при твоем сильном сопротивлении, и на самый крайний случай ты мог бы выбрать себе девушку по душе из простолюдинок. Конечно, твоя жизнь сложилась в итоге очень хреново, но никто не мог предвидеть, что дед Норман и отец погибнут, да еще и Томас вырастет таким подонком. Да, и еще одно… Я сказал ей, что научил всему, чему только мог, когда тебе был год, и не нахожу логичных объяснений, почему она ждала еще два года, кроме одного. Она не хотела тебя бросать, не важно почему. Может, надеялась, что ты унаследуешь ее Дар и этим прибавишь веса ей самой. А может, опасалась, что ты будешь таким же бездарным, как ее муж, и в Свартальвсхейме тебя не ждет ничего хорошего. И когда тебе исполнилось три, она поняла, что перспектив у тебя в Свартальвсхейме нет.

К’арлинд встал и пошел прочь из бункера.

— Такое впечатление, что ты ее защищаешь, — сказал я ему вдогонку.

— С какой стати я должен ее защищать?

— Хм… Из благодарности, что она за тебя заступилась?

Он обернулся у двери и насмешливо ухмыльнулся.

— Я не полукровка, Реджинальд. Я чистокровный свартальв, и благодарность мне не свойственна.

* * *

К’арлинд не обманул: для меня действительно настали тяжелые времена. Мячи ушли в прошлое, вместо этого появились пятиметровые струи пламени, и редкая тренировка обходилась без визита к магистру Тэйону, лечившему мои ожоги. Был в этом и дополнительный плюс: я начал приучать тело Реджинальда к боли.

Такое упорство вызывало у всех одновременно и одобрение, и удивление. Анна как-то даже спросила, не перегибаю ли я палку? Жажда прогресса ей понятна, но чтобы такой ценой к нему рвались…

Мы с К’арлиндом уговорились, что сохраним его планируемый отъезд в тайне, потому что многие домочадцы, которых он тренирует один-два раза в неделю, могут тоже захотеть урвать кусок заканчивающегося пирога, а это неважно скажется на моих тренировках.

— А почему ты именно меня так спешишь обучить? Чтобы выслужиться перед нею?

— Не уверен, что вообще с ней встречусь, как не уверен, что она спросит о тебе. Но если спросит — я бы предпочел ответить, что успел научить тебя всему, чему возможно.

Свои собственные тренировки я тоже не забросил, хоть и сильно замедлил наращивание нагрузки. Утро, тренировка у К’арлинда, тысяча ударов, завтрак, немного свободного времени, тысяча ударов, свободное время до вечера, тренировка у Карлинда, тысяча ударов, ужин, потом еще немного ката перед сном — вот такими стали мои обычные дни. В чем-то тренер прав, второго такого учителя, способного слабых четверок тренировать до шестого уровня, найти будет непросто. С другой стороны, вскоре три месяца, которые остались до выпускных, закончатся, и дальше сразу поступление в университет. Система обучения тут построена таким интересным образом, что выпускной год в школе — на самом деле один семестр, разделенный каникулами, и четверть. А последняя четверть — так называемый нулевой семестр университета. У этой модели один безусловный плюс: вчерашний школьник, только-только все отзубривший и сдавший, сразу же проходит вступительный экзамен и включается в учебу, при этом ему не надо готовиться к экзаменам дважды, потому что на вступительном он все еще хорошо помнит то, что было на выпускном.

И потому мне остается только три свободных месяца, а дальше придется выбирать, урезать тренировки у К’арлинда или собственные, причем резать придется основательно.

А на следующий день мне пришло официальное письмо, да не одно. Первое было от Дома Рэммов, в котором глава, то есть дядя Вольфар, принес мне официальные извинения в связи с ошибочным обвинением и всем, что за этим последовало, и выразил надежду, что в новом Доме мне хорошо и я не затаил зла на прежний. Ниже стояла чужая подпись и приписка, что в связи с неспособностью главы собственноручно написать письмо оно написано рукой его секретаря и подписано им же.