До истечения срока, отведенного мне Коробейниковым, оставалось пятнадцать дней. Мне то казалось, что все эти разрозненные случаи не являют собой целостной картины и я нахожусь в стороне от подлинных событий, то — наоборот, что я в самой гуще, еще чуть-чуть и система взаимодействия местных «авторитетов» друг с другом и с должностными лицами выстроится с отчетливостью менделеевской таблицы. Условия «игры в майора МВД» не давали желанной свободы, работа опера была непростительной тратой времени: я куда комфортнее чувствовал бы себя в банде на месте Жигарина. Если он, конечно, еще жив. А если нет, то я бы не хотел оказаться на его месте.
За сегодняшний день меня никто не смог бы упрекнуть: по насыщенности он соответствовал году жизни депутата.
Снилось мне, что я лежу на крыше котельной в обнимку с «СВД» и смотрю в оптический прицел, а он установлен наоборот, отчего мишень кажется не близкой, а далекой — такой далекой, что ее нельзя разглядеть.
2
Утром ко мне заявился Кифа. Интересовался, как идут дела. Я ему посоветовал перекраситься, потому что инспектору угро быть рыжим — все равно что закрывать секретную карту прозрачной занавеской. Еще его очень интересовало, выполнил ли я свою «диогенову миссию»: угро собирался провести широкомасштабную облаву на барыг. Кифа полагал, что Рапан может оказаться среди них, коль скоро он бежал, прихватив полтора кило кокаина, и просил показать фотокарточку еще раз. Оснований отказать ему и не поблагодарить за желание помочь я не видел.
В прокуратуре при мне Сумарокову принесли заключения судебно-медицинской и баллистической экспертиз: телохранителя Онуфриевых Кубацкого застрелили из пистолета им. товарища Макарова — того самого, из которого Франк собирался стрелять в меня. И хотя участие Франка в киднеппинге и без того не оставляло сомнений, я пожалел, что не взял чуть ниже и левее: Франк мог избавить нас от очень трудоемкой и неблагодарной работы. Хороший Франк — это живой Франк.
Ходить по домам бывшего поселка Южного, теперь почти слившегося с городской окраиной, и спрашивать: «Не видели ли вы кого-нибудь подозрительного?» было бы все равно, что ходить с микрофоном и телекамерой по Тверской и спрашивать: «На что бы вы потратили свой миллион долларов, если бы он у вас был?»
Лично я бы свой миллион потратил на два кило кокаина. И потравил им южанских крыс.
Умный Сумароков из всего списка шахтеров «Южной» выбрал ранее судимых. Вчетвером — с незаменимым Ордынским и участковым Козубом — мы отправились брать у них интервью. Список состоял из четырнадцати человек. Пятерых из них мы исключили — горнорабочих поверхности, которые в шахту не спускались и ходов-выходов не знали. Думаю, что преступники, подбирая проводника, действовали по такому же принципу. Из девяти оставшихся двое стариков умерло. Один человек переквалифицировался в матросы и двое суток находился в плавании. У троих было железное алиби, но и им были предъявлены фотографии Франка, Шороха, Демьяна, Зайчевского, Губарского, Нечаева, Бубенца, Забарова, Ардатовых — словом, всех живых и мертвых, кто так или иначе фигурировал в объединенных делах. Никто никого не опознал, никто никого не видел, несмотря на «угрозу» Сумарокова об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Всем были также предъявлены фото двух погибших в «мерседес-бенце» второго августа и по делу о киднеппинге не проходивших. С тем же успехом. Следствие — это тяжелый и кропотливый труд, требующий усидчивости. Поэтому я на следственную работу в свое время и не пошел. Но сладкий миг удачи оказался не чужд и мне: престарелый, однако сохранивший ясность ума родитель предпоследнего из отобранных для опроса долго разглядывал фотографии и вдруг ткнул почерневшим от пожизненно въевшейся антрацитовой пыли пальцем в… Кубацкого.
— От цього я бачив, — сказал по-украински.
— Где вы его видели? — взял след Володя.
— Тута бачив, у поселку. Приезжав на «москвиче».
— Когда это было?
Старик помолчал, наморщив лоб.
— Семого, — сказал он уверенно. — Семого, у середу.
Я знаю, о чем подумали Сумароков и участковый, переглянувшись: старик был отцом одного из тех, у кого на момент преступления алиби отсутствовало, и кто, между прочим, «чалился» по 78-й — за контрабанду, так что основания выгораживать непутевого отпрыска у него были.
— Расскажите все по порядку.
— Що казати… Був я у пивной. Вин пидъихав.
— Один?
— Хто?.. А, ни. Удвох. Один не выходив з «москвичу». А цей вышел, зайшов у пивну. Постояв, поглазев и пийшов соби.
— А почему вы его запомнили?
— Так бильш там никого не було. Колы я назад ишов, бачил цей «москвич» биля хаты Гайдуковых. Мабуть, вин Гайдука молодшего шукав.
— Во сколько это было?
— У вечори. Пивна вже зачинялася. Годин десь так у симь, мабуть, у восьмой.
— Того, второго, вы разглядели?
— Ни, не бачив, — помотал головой старик. — Я ще до них не дийшов, як воны видъихалы вид хаты Гайдукив.
— Номер «москвича» вы не запомнили?
— Та навищо вин мени був потрибен?
— Старый, новый «москвич»? Раньше его не видели?