Жесткая проба

– В бога? – Глаза Олега остановились. – Что я – сдурел? Я, если хочешь знать, ни во что не верю!

– Как это – ни во что?

– А так: дни скол, мин скол, аллавака фрика скол!.. И всё! И точка! А всё остальное – до лампочки!

– Это ты врешь.

– А чего бы я врал? Что я, кого боюсь? Да я никого не боюсь! Плевать я на всех хотел! – В духоте пельменной Олега быстро развозило. – И плюю... Давай выпьем и наплюем на всё!

Алексею есть уже не хотелось. Мысли сделались легкими, ускользающими, удерживать их становилось всё труднее.

– Мне тоже ребята говорили: «Плюнь!»

– И правильно!

– Не могу.

– Ну и дурак! Что ты, сто лет будешь жить? Да сколько б ни жил. Ну и дурак! – повторил Олег. – Или притворяешься...

– Я не притворяюсь.

– Все притворяются! И врут. А я – нет. Если хочешь знать, я – самый честный!

– Ладно, – сказал Алексей. Пьяный спор уводил слишком далеко в сторону. – Я с тобой не об этом хотел...

– Так и я не об этом! – подхватил Олег. – Я тебе, как другу... Понимаешь, как другу! Постой... Выпили ещё? Выпьем! Вот так... Я тебе, как другу, советую: брось ты это дело!

– Что бросить?

– Ну, ты там вкалываешь, в вечернюю школу ходишь... На черта тебе это надо? Живешь, как арестант... Ты же настоящий парень!

– А как жить надо?

– Как умные люди живут! Ну вот – я. Мог поступить в институт? Мог. Ну, там конкурс, медалисты... Плевать! Мой старик это бы дело устроил. А я не пошел. Что я потом с этого буду иметь? Вкалывай, как ишак, за это тебе семьсот в зубы и – будь здоров?

– А сейчас ты сколько получаешь?

– Я не получаю, я беру.

– Но ты же работаешь?

– Я? А зачем мне это надо? Работа дураков любит, пускай работяги и надрываются... Я и так проживу.

– И отец не возражает?

– А что отец? У меня старик ушлый, он тоже своего не упустит. Ему за пятьдесят, а он ещё дает дрозда... Ну и правильно! Жить надо весело.

– А на что?

– Найдется, надо только шевелить извилинами... Понимаешь?

– Нет. Если все так будут рассуждать...

– Кто все? Все не рассуждают.

– Погоди! Люди работают, строят коммунизм...

– Детка! Ты меня хочешь агитировать? Не надо, я в коммунизме больше понимаю. Они ещё строят, а я уже в коммунизме – получаю по потребностям.

– Не работая?

– Чудак! Что я тебе, рабочая скотинка, чтобы ишачить?

Теперь Алексей не слышал никакого шума, не видел ничего, кроме бледной самодовольной рожи Олега, по которой змеилась презрительная ухмылка.

– А кто же ты? Шкура?

– Постой...

– Значит, все пускай работают, а ты нет? Все – рабочая скотинка, а ты кто? Все на тебя, гада, должны работать, чтобы ты жил весело?!

Опираясь о столешницу, Алексей поднялся. Он не замечал, что уже давно кричит и окружающие слушают. Олег вскочил, ухватил его за руку.

– Погоди, ты не так понял...

– Я тебя хорошо понял... Уйди, гнида!

Алексей рванул руку, Олег не удержался на ногах, рухнул на стол. Жестяные тарелки, вываливая на него содержимое, попадали.

– Крепко! – с удовольствием, во весь голос отметили за соседним столиком. Там сидело четверо молодых рабочих.

– Погоди, ты у меня получишь! – трясущимися губами проговорил Олег, но тут же попятился к стене и побледнел ещё больше.

Задевая стулья сидящих, Алексей вернулся, сунул руку в карман.

– На, подавись! Я на твои не пил...

Он швырнул в лицо Олегу смятые бумажки, никелевая мелочь брызнула в стенку, на стол.

– Врежь этому тарзану как следует! – с вожделением сказал тот же голос.

Алексей повернулся и, покачиваясь, толкая сидящих, пошел к выходу.

Олег проводил его ненавидящим взглядом, с пьяной старательностью отряхнул костюм.

– Ух, я ему сейчас сам приварю! – пообещал голос.

Над соседним столиком приподнялась голова и плечи говорившего.

– Брось! – ухватили его за руки товарищи. – Не марайся. Его и так уже можно ложками собирать...

Опасливо оглядываясь, Олег отодвинулся, сунул подбежавшей Клавочке деньги и пошел к выходу. У двери он оглянулся, стараясь рассмотреть и запомнить лицо грозившего. Тот заметил это и снова начал приподниматься. Олег захлопнул за собой стеклянную дверь.

21

Ноги не слушались. Алексея осторожно поднимал ногу, старательно ее заносил, но опускалась она совсем не туда, куда нужно, а в сторону, туда же заносило его самого, и, чтобы не упасть, нужно было быстро-быстро перебирать ногами, пока равновесие не восстанавливалось, но со следующим шагом оно опять терялось, и Алексея относило в другую сторону. Он старался никого не задеть, но задевал, толкал прохожих и невнятно бормотал: «Извиняюсь...» Потом единоборство с непослушным телом поглотило всё внимание, и он перестал извиняться.

Одновременно идти и думать было трудно, но не думать он не мог. Время от времени он останавливался и говорил, не замечая того, вслух:

– Нашел кого просить! Ду-рак!.. – и тряс головой от отвращения к себе.

Потом он шел дальше и останавливался:

– Нашел с кем говорить! Ско-тина!..

От него шарахались, одни поругивали, другие посмеивались. Он ничего не замечал, не слышал и только иногда приостанавливался и оглядывался – туда ли он идет? Дорога была знакома, и, заваливаясь со стороны на сторону, он шёл дальше.