Жесткая проба

Поток рабочих слабел, иссяк совсем! И через несколько минут загудел третий гудок. Всё! Цех начал работать, а он – нет... Проклятая контора закрыта, и не к кому обращаться, некому жаловаться.

Алексей снова сел у входа в отдел найма и через минуту встал.

Сидеть целый час, ждать, пока придут все эти... И Гаевский тоже. И все будут смотреть на него, как он сидит здесь, взъерошенный, растерянный, и ничего не может сделать... Гаевский – особенно.

Пусть только придет!

Он пошел вдоль ограды к ковшу заводского порта. Посреди ковша стояла завозня. Она служила базой для водолазов. Ковш очищали от «рвотины» – рваного огнем и взрывами железа, – которой завалили его во время войны. Теперь он был снова нужен: завод готовился к переходу на камыш-бурунскую руду, и порт подготавливали к приему рудовозов.

Полузатопленного парохода у правого, низменного берега уже не было. Ещё весной его кое-как залатали, подняли и отвели к судоремонтному заводу – на слом.

Алексей сел на берегу. Когда-то из трюма этого парохода он вытащил едва не утонувшего Витьку. Сюда, проваливаясь по пояс в сугробы, он приходил с Наташей «изучать пароходы», когда они затеяли «Футурум» – детское своё общество будущих капитанов... Пароход уже не существовал, Наташа уехала. Витька теперь помогал другим топить его, Алексея, и Гаевский снова начал возню вокруг «Футурума». Ничего у него не выйдет! Вот только Алексей получит обратно пропуск, пойдет в цех и всё расскажет...

Дверь отдела найма уже была открыта. Алексей постучал в окошко, закрытое крашеной фанерной дверкой. Окошко открылось, большеносая седая женщина строго и вопросительно посмотрела на него.

– У меня отобрали пропуск.

– Из какого цеха? Как фамилия?

– Горбачев, из механического.

– А, Горбачев... – Она наклонилась над столом, поискала там, потом, сняв скрепку, разделила две бумажки, одну из них протянула Алексею. – Вот, оформляй.

– Что оформлять?

– Увольнение оформляй. Не видишь, что ли?

– Какое увольнение?! Дайте мой пропуск, я в цех пойду.

– Пропуска ты больше не получишь, и в цех тебе ходить незачем – там всё уже отмечено.

– Да кто... На каком основании?

– По приказу начальника цеха. – Седая женщина подняла второй листок и прочитала: – «За нарушение трудовой дисциплины, попытку дезорганизовать производство и антиобщественное поведение разметчика А. Горбачева уволить с 27 августа 1952 г.».

Алексей вцепился руками в подоконник.

– Где Гаевский?

– Зачем тебе Гаевский? Его сегодня не будет.

Фанерная дверца захлопнулась.

На увольнительном «обходном» листке уже стояли подписи Витковского и мастера. Это они нарочно, чтобы Алексей не мог прийти в цех, рассказать, найти защиту... Вот гады! Ну, погодите...

В несколько прыжков Алексей оказался на втором этаже. Завком начинал работу в девять. В девять председателя завкома не было. «Наверно, пошел по цехам», – сказала секретарша...

В десять его тоже не было. Он пришел только в одиннадцать.

– Я к вам, – бросился к председателю Алексей.

– У меня прием с двенадцати... Ну ладно, заходи. В чем у тебя там дело?

– Меня уволили.

– За что?

– Неправильно уволили! Я ничего не нарушал и не дезорганизовывал... Это всё подстроили!

– Погоди! Давай по порядку: из какого цеха?

– Из механического. Разметчик. Горбачев.

– А, Горбачев... Н-да... Говорили мне про тебя, говорили... Что ж, правильно тебя уволили.

– Как – правильно? За что? Я ж ничего не нарушал!..

– «Молнию» срывал? Ну, не срывал, писал на ней... Факт? Факт. Передовиков опорочивал? Факт. Ну и всякие там темные дела за тобой... А ты хочешь, чтобы мы тебя защищали? Мы защищаем людей, которые честно работают, помогают производству, а не дезорганизуют его.

– Так это все неправда!

– Ты мне байки не рассказывай! «Неправда»... Цехком разобрался, он решение начальника цеха поддерживает, и мы поддержим. Так что на нас не рассчитывай.

– Так что же мне делать?

– Что хочешь... Раньше нужно было думать.

Слова, множество слов душили Алексея. Горячих, гневных и правдивых. Но он смотрел в лицо председателя и видел, что все эти слова ни к чему, их не будут слушать и, даже выслушав, не услышат.

– Все, Горбачев. Разговор окончен.

Алексей вышел.

Против двери завкома профсоюза была дверь заводского комитета комсомола. Алексей поколебался и вошел. Преждевременно располневший молодой человек читал какие-то бумаги и подчеркивал фразы толстым красным карандашом. Услышав стук двери, он поднял голову.

– Слушаю.

Алексей сказал, что он, хотя и не комсомолец, пришел в комитет, чтобы ему помогли.

– Давай, давай, что там у тебя?

Алексей рассказал. Секретарь, поигрывая карандашом, подумал.

– Постой, это не про тебя газета писала?

– Про меня... Только это неправда.

– Как это – неправда? Наша печать неправды не пишет... Ладно, я проверю, поговорю с комсоргом вашего цеха. Только имей в виду: бузотеров мы не поддерживаем! И если окажется правда – пеняй на себя. – Секретарь снова склонился над бумагами.

Грохоча башмаками по лестнице, Алексей выбежал на улицу.