Легкое облако грусти застилает мой и без того затуманенный взор, когда уходит кто-то из подписчиков. Если у тебя их миллион с хвостиком, то динамика прироста-убыли не особо заметна, но при двух тысячах, добытых непосильным публицистическим трудом, плюс-минус двадцать-тридцать человек — это повод для размышлений тягостных: чем обидел я их, безымянных читателей моих, каким словом неосторожным испортил их безмятежное субботнее утро, какую струну порвал в душе своим неумелым щипком? Я ведь не впариваю унитазы со скидкой, не предлагаю готовые срубы для бани по сниженным ценам и не продаю горящие туры в Пакистан! Я всего лишь скромный степной акын, сидящий с балалайкой на камне посреди аула — что вижу, то и пою.
Когда вы уходите, обиженные каким-то моим неудачным текстом или грубым словом, я чувствую себя так, будто стою на сцене и вижу удаляющиеся спины в центральном проходе зрительного зала. И хоть понимаю, что, возможно, пьеса моя дурна и исполнение мое отвратно, но хочется крикнуть вослед: «Постойте, не уходите, я сейчас переоденусь и вам на рояле поиграю!» (с)…
Если серьезно… Я не доллар, чтобы всем нравиться. Я буду продолжать защищать тех, кто нуждается в защите и поддержке, чего бы мне это ни стоило, и буду обкладывать х@ями тех, кто это заслужил — невзирая на регалии (господин Собакин, вы меня слышите?). Если вы разделяете мои взгляды и убеждения — я рад. Если нет, можете тихонько удалиться, я никого не стану обращать в свою веру.
Впрочем, легкое облако грусти при чьем-то уходе никто не отменял.
Доброе утро, страна!
Селиванова + Глинкин
Селиванова. Привет.
Глинкин. Привет.
Селиванова. Как твои дела?
Глинкин. Ничего. Ты как?
Селиванова. Аналогично. Ты сердишься на меня?
Глинкин. За что?
Селиванова. Ну, ты же наверно понимаешь о чем я.
Глинкин. Допустим. Что ты хочешь от меня услышать?
Селиванова. Хотя бы обругай. Терпеть не могу столбняка.
Глинкин. Зачем ругать. Все в порядке вещей.
Селиванова. Можно подумать, ты не знаешь Собакина. Только пикни — сразу заявление на стол и за дверь.
Глинкин. А «за дверь» — это расстрел? Высылка за сто первый километр? Конфискация имущества или десять лет без права переписки?
Селиванова. Не понимаю о чем ты…
Глинкин. О том, что отказ спать с начальником — это не катастрофа и не отлучение от профессии. Руки за это не отрубают. Кстати, как и за отказ писать всякое заказное дерьмо.
…
Селиванова. Вона чо, Михалыч… Хорошо что сказал, а то ходил с квадратным лицом типа весь такой важный и неприступный, не чета нам… Праведник, значит? Ну-ну. А за стукачество какую часть тела тебе обещали сохранить?
Глинкин. Чего?!
Селиванова. Того! Сдал Женьку Кравец? Ненадолго же тебя хватило)) Еще так гордо покинул совещание вместе с ней, только рубашку на груди не разорвал, а потом — шасть к боссу в кабинет!))
Глинкин. Не говори того, чего не знаешь!
Селиванов. У нас все всё знают, и так всегда было. Так что не надо мне тут морали читать.
Глинкин. Да пошла ты!
Селиванова. И ты следом!
Антон Данилов + Евгения Кравец (скрытая диктофонная запись Данилова)
Данилов. Здравствуйте, Евгения!
…
Кравец. Здрасьте…
Данилов. Что же вы там стоите? Не ожидали увидеть здесь меня?
Кравец. Нет… То есть да…
Данилов. Неужели ожидали Анну? Ни за что не поверю.
…
Данилов. Присаживайтесь. Правда, рассиживаться на холодных скамейках пока еще не сезон… Если хотите, можем просто прогуляться по лесу. Там за карьерами очень тихо и красиво.
Кравец. Да, давайте…
…
Кравец. Значит, это были вы…
Данилов. Да, грешен, каюсь.
Кравец. Как вы вошли в ее аккаунт?
Данилов. Технические подробности чуть позже. Давайте для начала просто пройдемся, вдохнем свежий воздух… В городе уже грязно и воняет, через пару недель вообще начнется кошмар, а здесь, в лесу, пока еще относительно чистый снег лежит. Люблю здесь гулять.
Кравец. Часто гуляете?
Данилов. Сейчас реже, чем мне бы хотелось. Работа заедает, да и дочка повзрослела. Когда ей было пять-шесть, мы отсюда не вылезали, каждые выходные то на велосипедах, то на аттракционах, а то просто сидели на скамейке у карьера и болтали. Обожаю разговаривать с Томкой. У нее интересный полет мысли и практически не закрывающийся рот. Клянусь, когда она долго молчит и о чем-то думает — вот как вы сейчас — мне становится неспокойно. А еще у нее очень высокая скорость речевого аппарата… Да-да, со стороны это выглядит забавно, но она тараторит быстрее, чем успевает сформулировать мысль. В школе ее за это учителя ругают — ничего понять не могут, когда она отвечает у доски.
Кравец. Да, она у вас замечательная. Я много вас читала…
…
Данилов. Евгения, вы чем-то расстроены? В прошлую нашу встречу настроение было совсем другим. Или мне кажется?
…