Жертва всесожжения

– ЛПВ пытается действовать в рамках закона, – ответила я. – ЧПВ даже не притворяется. Они взяли на себя убийство того мэра-вампира в Мичигане.

– Взяли на себя? Ты им не веришь?

– Я думаю, это сделал кто-то из родных и близких.

– Почему?

– Копы послали мне фотографии и описание тех мер безопасности, что он предпринимал. ЧПВ – группа радикальная, но пока что не слишком организованная. Чтобы добраться до того вампира днем, нужен был точный расчет и большая удача. Я думаю, что истинный виновник был рад отдать всю славу этим правым радикалам.

– Ты сказала полиции?

– Естественно. Об этом они и спрашивали.

– Удивительно, что они тебя не вызвали, чтобы ты посмотрела лично.

Я пожала плечами:

– Я не могу лично выезжать на все противоестественные преступления. И вообще я штатская. Копы не любят привлекать к своим делам штатских, но куда важнее, что репортеры подняли бы шум. «Истребительница вампиров раскрывает убийство вампира».

Ларри усмехнулся:

– Для тебя это еще слабый заголовок.

– К сожалению, – согласилась я. – И еще, я думаю, что убийца – человек. Кто-то из близких. Как в любом хорошо спланированном убийстве, только жертва – вампир.

– Только в твоем описании убийство вампира в запертой комнате звучит так ординарно.

Я не могла не улыбнуться.

– Наверное.

У меня пискнул пейджер, и я вздрогнула. Вытащив этот чертов прибор из-под юбки, я посмотрела на номер и нахмурилась.

– Что такое? Полиция? – спросил Ларри

– Нет. Я не знаю этого номера.

– Ты же не даешь номер пейджера незнакомым людям?

– Мне это известно.

– Слушай, не надо на меня огрызаться.

Я вздохнула:

– Извини.

Ларри постепенно, простым повторением снижал мне порог агрессии. Он учил меня быть мягче. Любому другому я бы уже голову оторвала, но Ларри умел правильно нажимать на кнопки. Он мог меня попросить быть помягче, и я его не убивала. На этом часто строятся удачные союзы.

До дома Ларри оставалось несколько минут езды. Я засуну его в койку и перезвоню по этому номеру. И если это не полиция и не с работы, я могу выйти из себя. Терпеть не могу, когда меня дергают за пейджер по пустякам. Пейджеры – они же для важных дел? И если это дело не важное, я кому-то хорошую задам головомойку. Когда Ларри заснет, я уж буду собачиться как захочу.

И это было почти облегчение.

3

Засунув Ларри в постель и накормив демеролом, я подождала, пока он заснет крепко – и разве что землетрясение его разбудит. Затем только я перезвонила. Мне все еще было невдомек, кто бы это мог быть, что мне не очень-то нравилось. Просто нервировало. Кому еще приспичило раздавать мой личный номер, да и зачем?

Телефон не успел даже прозвенеть как следует, а трубку уже сняли. Голос был мужской, тихий и перепуганный:

– Алло?

Мое раздражение тут же смыло густой волной чего-то вроде страха.

– Стивен, что случилось?

– Слава богу! – выдохнул он на том конце.

– Что произошло? – спросила я отчетливо и очень спокойно, потому что мне хотелось на него заорать и заставить быстро выложить, что там, черт побери, стряслось.

– Ты можешь приехать в больницу университета Сент-Луиса?

До меня стало доходить.

– Ты сильно ранен?

– Это не я.

Сердце упало вниз, потом подскочило к горлу, и мой голос прозвучал сдавленно:

– Жан-Клод.

Я тут же поняла, что это глупо. Время чуть после полудня. Если бы Жан-Клоду нужен был врач, его бы привезли к больному. Вампиры средь бела дня не болтаются по улицам. А чего я так волнуюсь из-за вампира? Так вышло, что с этим вампиром у меня роман. Мои родственники, ревностные католики, просто этим возмущены. Поскольку меня это тоже малость смущает, мне трудно защититься.

– Это не Жан-Клод. Это Натэниел.

– Кто?

Стивен вздохнул тяжело и глубоко.

– Один из парней Габриэля.

Окольный способ сказать, что это леопард-оборотень. Габриэль был у леопардов предводителем, альфой, пока я его не убила. Зачем я его убила? Почти все раны, которые он мне нанес, зажили. Носить метки вампира – имеет свои преимущества. Уже не так легко остаются шрамы. Но почти незаметная сетка шрамов у меня на ягодицах и пояснице навсегда будет напоминать о Габриэле. Напоминать о том, что он хотел меня изнасиловать, заставить выкрикивать его имя, а потом убить. Хотя, зная Габриэля, не думаю, что ему так уж важно было, когда я умру – до, после или в процессе. Его все устраивало, пока я оставалась теплой. Оборотни обычно падали не любят.

Я об этом говорю легко, даже сама с собой. Но пальцы мои легли на поясницу, будто могли прощупать шрамы сквозь юбку. Приходится относиться к этому легко. Приходится. Иначе начнешь орать и не остановишься.

– В больнице не знают, что Натэниел – оборотень?

Он понизил голос:

– Знают. Он слишком быстро выздоравливает.

– Так зачем шептать?

– Потому что я говорю из автомата в вестибюле. – Послышался звук, будто он отвел трубку в сторону и сказал: «Через минуту приду». И тут же вернулся на линию. – Анита, мне очень нужно, чтобы ты приехала.

– Зачем?

– Пожалуйста, Анита.

– Стивен, ты же вервольф. Как вышло, что ты сидишь нянькой при кошке?

– У него в бумажнике, в отделении для срочных вызовов, нашли мое имя. Он в «Запретном плоде» работает.

– Стриптизером?