Жертва разума

В июне после шестого класса Мэйл поджег дом пожилой пары, державшей последний в своем роде семейный магазин, торговавший продуктами, на восточной окраине Сент-Пола. Хозяева магазина спали, когда дым начал пробираться в спальню из-под двери, и умерли почти одновременно, задохнувшись на верхней площадке лестницы.

Умный коп, который занимался поджогами, в конце концов вычислил Мэйла и его поймали.

Он отрицал свою вину – и так ни в чем и не признался, – но все знали, что это он. Полицейские привезли Энди, чтобы она взглянула на их добычу, и он рассказал ей о своей жизни ровным, равнодушным голосом, при этом его детские глаза нахально путешествовали по всему ее телу, от груди до бедер. Он ее напугал, что ей совсем не понравилось. Она не привыкла бояться детей…

В двенадцать лет уже стало ясно, что Мэйл будет очень рослым мужчиной. Кроме того, у него были мощные мускулы, постоянно напряженное лицо и жесткие, точно два холодных камня, глаза. Он рассказал Энди про своего отчима.

– Когда ты говорил, что он бил тебя, ты имел в виду кулаками? – спросила она.

Мэйл фыркнул и ухмыльнулся ее наивности.

– Как же, кулаками! Ублюдок доставал из кладовки железную палку – знаете, такую, на которую вешают одежду – и порол меня этой штукой. Мою старушку он бил тоже. Ловил на кухне и мордовал до тех пор, пока не уставал, не обращая внимания на ее крики и слезы. Вся кухня была в крови, как будто ее обмазали кетчупом.

– И никто ни разу не вызвал полицию?

– Почему же? Только копы ничего не делали. Моя мамаша говорила им, что соседей не касается то, что происходит в ее доме.

– А когда он умер, стало лучше?

– Не знаю. Я уже там не жил, по крайней мере, постоянно.

– Где ты жил?

– Ну, летом под автострадой, – пожав плечами, ответил Мэйл. – За Сент-Полом, около железки есть несколько пещер. Там много народа живет…

– Ты больше не вернулся домой?

– Нет, как же, вернулся. Я несколько дней не ел и едва держался на ногах, и подумал, что, может, у мамаши есть сколько-то денег, но она вызвала копов. Если бы я туда не вернулся, то гулял бы на свободе. Она сказала: «Поешь хлопьев, я схожу за пирогом», вышла в переднюю и позвонила в полицию. Я получил хороший урок, и когда меня выпустят, прикончу старую суку, если смогу найти.

– А где она сейчас?

– Свалила с каким-то типом.

После двух месяцев терапии Энди порекомендовала отправить Мэйла в больницу штата. Он был больше чем ребенок, который пошел по кривой дорожке, больше чем просто неуравновешенный подросток. Он был безумен. Ребенок, внутри которого поселился дьявол.

Девочки перестали плакать, когда Мэйл открыл фургон. Он вытащил их наружу, поставив друг за другом, и провел в боковую дверь старого деревенского дома прямо в подвал, где пахло сыростью, свежей землей и дезинфицирующими средствами. «Значит, он совсем недавно наводил тут порядок», – подумала Энди, и у нее загорелась крошечная искра надежды, что он не собирается их убивать. По крайней мере, не сразу. А если у нее будет хотя бы чуть-чуть времени, совсем немного, она сможет с ним поработать.

А потом он их запер. Охваченные страхом, они прислушивались к каждому звуку, ожидая, что Мэйл вернется в любой момент, и Женевьева, не замолкая, повторяла одно и то же:

– Мама, что он собирается сделать?

Минута превратилась в десять, десять – в час, и девочки в конце концов уснули, а Энди прислонилась спиной к стене и попыталась думать…

Мэйл явился в три ночи, пьяный, возбужденный.

– Выходи, – прорычал он, глядя на Энди; в левой руке он держал банку с пивом.

Девочки проснулись, услышав, как открывается засов, отползли по матрасу к стене и прижались к ней спинами, скорчившись, точно маленькие зверьки в норке.

– Что ты хочешь? – спросила Энди, поглядывая на часы, как будто это был самый обычный разговор и она куда-то спешила. Но от страха ее голос дрожал, хотя она и пыталась изо всех сил сохранять спокойствие. – Ты не можешь держать нас здесь, Джон. Это неправильно.

– Мне плевать, – заявил он. – Давай выходи, будь ты проклята.

Он сделал к ней шаг, его глаза потемнели от ярости, и Манетт уловила запах пива.

– Хорошо. Только не делай нам ничего плохого, не нужно. Идемте, девочки…

– Они останутся, – сказал Мэйл. – Только ты.

– Только я? – Внутри у Энди все сжалось.

– Именно.

Он улыбнулся и положил свободную руку на дверной косяк, как будто ему требовалась опора. Или, наоборот, как будто Мэйл был совершенно спокоен. Он заплел волосы в косички, и Энди вдруг сообразила, что от него, кроме пива, пахнет еще лосьоном после бритья или одеколоном.

Она посмотрела на девочек, затем на Мэйла и снова на дочерей.

– Я скоро вернусь, – пообещала она. – Джон не причинит мне вреда.

Обе девочки промолчали в ответ. Они ей не поверили.

Манетт обошла Мэйла по широкой дуге. Во внешней части подвала воздух оказался холоднее и более свежим, но первое, что она заметила, это еще один матрас, который Мэйл стащил вниз по лестнице. Энди шагнула к ней, когда дверь с грохотом захлопнулась у нее за спиной, и Джон предупредил:

– Не двигайся.