Жертва первой ошибки

Не так давно Татьяна порицала брошенную жену, которая из мести довела бывшего супруга до тюремной камеры, но Федор был почти уверен, что сама она поступит точно так же. Может, не сразу, поиграет сначала в благородство, но, как только поймет, что муж не собирается возвращаться, немедленно развернет военные действия, которые закончатся для него полным поражением, так что должность рядового следователя окажется недосягаемой мечтой. Придется подтверждать категорию и устраиваться водителем на «скорую», как в юности.

Снова становиться бесправным, бесполезным и бессильным. Готов ли он к этому?

Сейчас – да, готов вообще на все, лишь бы не вставать от Глаши, а через год? Через два?

Он столького достиг, потому что был волком, яростно вгрызавшимся зубами в каждый шанс, злым, безжалостным и одиноким. Жизнь прошла в тяжелой борьбе, так можно ли на пороге успеха от всего отказаться ради травоядной жизни с любимой женщиной?

Федор улыбнулся. Черт, он уже и подзабыл, каково это – жить с чувством, что от тебя ничего не зависит.

– Ну все, иди, – сказала Глаша.

Он оделся. Из-под одеяла торчала маленькая круглая пятка, Федор крепко пожал ее.

– Отдыхай, Глашенька.

– Спокойной ночи. Завтра большая операция, так что не приходи.

Федор сел в машину и неспешно тронулся в путь. Часы показывали полночь, сегодня он совсем забыл о времени. Вдруг захотелось, чтобы Татьяна наконец выставила его вон, чтобы самому не делать трудный выбор. Этого добра ему на службе достаточно. Но нет, Танька, стиснув зубы, будет бороться за свое счастье до последнего, стерпит все.

Все-таки холопская натура есть холопская натура, какое положение ни занимай, а все равно лезет. Или пинаешь, или лижешь сапоги, другие формы общения просто неведомы.

Хотя что презирать жену, когда он и сам такой? Ну да, старается быть демократичным и уважительным к подчиненным, но лизать сапоги вышестоящим приходится, да еще как.

Когда-то воспитательница сказала: «Дети, запомните, сами по себе вы никому не нужны. И даже если станете самыми прекрасными и умными, тем более никому нужны не будете. Люди существа эгоистичные, они смотрят не на то, какие вы, а на то, какую выгоду можете принести лично им. Всю жизнь вами будут пользоваться, а не восхищаться. Это грубо, это цинично, но это правда. И это единственное, что вам поможет».

И Федор свято следовал этому завету, но только сейчас подумал, что, наверное, понял его немного неправильно. Воспитательница имела в виду, что они должны хорошо учиться, стать компетентными специалистами, овладеть какими-то уникальными навыками и умениями, что помогут им преуспеть в жизни, а он понял в том смысле, что хороший специалист и полезный работник – это далеко не всегда одно и то же.

Будь ты семи пядей во лбу, но если не поддерживаешь руководство, то сиди ровно до пенсии. Другие найдутся, пусть не такие умные, зато сговорчивые.

Федор показал, что может быть полезным, когда предотвратил назревающие беспорядки своевременной поимкой преступника, и когда прикрыл чужой грех женитьбой, он тоже был полезен, и дальше, и дальше… Как снежный ком.

Зато он добился высокого положения и не только обладает реальной властью, но и понимает, что необходимо ставить знак равенства между властью и ответственностью. Он хороший руководитель, сделал много на своем посту и еще сделает.

И Глаша ведь, в сущности, права, они и так вместе, и так одно целое, зачем рисковать? Пусть будет как будет. И Татьяна не заслужила, чтобы он ее бросил…

⁂

Гортензия Андреевна выслушала подозрения Ирины внимательно, но без энтузиазма.

– Мне трудно это себе представить, – вздохнула она.

– Да и мне тоже, но ведь все сходится!

– Ирочка, это весьма эфемерные улики. Вспомните, что доказательства против вашего мужа были куда убедительнее, а он все-таки оказался не виноват.

Ирина вздохнула.

Дети спали, а они с Гортензией Андреевной сидели на веранде с вязанием. Старушка с дикой скоростью щелкала спицами, а Ирина пыталась по книжке освоить узор «шишечки». Выходило не так чтобы очень хорошо, и она досадовала, что в начале дачного сезона дала себе слово постичь вязальную премудрость, но так ничего и не сделала, потому что бралась за спицы от случая к случаю и быстро забрасывала, думая, будто времени еще полно, а теперь за окном уже август, темный вечер и яркие звезды, и скоро домой. Гортензия уедет раньше, готовиться к учебному году, а они снимутся накануне первого сентября.

– Я хотела Егора с Кириллом отпустить в город на школьный базар, – сказала Ирина, – а теперь вот боюсь. Там же с ним Зейда наверняка болтаться будет.

– Несомненно.

– А я боюсь. Сама бы пошла с ним куда угодно, а ребенка отпускать не хочу.

– Давайте я посижу с Володенькой, а вы сами свозите Егора.

– Спасибо, – Ирина с благодарностью посмотрела на Гортензию Андреевну. – Но, скажите честно, вы правда считаете мои подозрения необоснованными?

Старушка пожала плечами, но Ирина не сдалась:

– Что вам говорит ваша интуиция?

– У меня ее нет, – отрезала Гортензия Андреевна, – так же как у любого уважающего себя человека.

– А как же профессиональное чутье?