Жертва

Тем не менее, он был единственным её ключиком к избавлению от «прелестных» перспектив оказаться в одной постели со стариком, который вот-вот рассыплется от неудачного движения. Поэтому Беатрис щедро раздавала Жану авансы в качестве мимолетных взглядов и поцелуев, от которых после его ухода отплевывалась и вытирала губы. Французу этого было более чем достаточно. Он ходил за ней как хвостик, когда не был занят обучением Антона, считал дни до побега и до момента, когда наконец-то сможет получить её в свое полное распоряжение. Беатрис тоже считала дни, но по другой причине: ей всего лишь нужно было выехать вместе с ним во Францию, а дальше она и сама справится. Родители, зная нрав Беатрис, следили за ней очень пристально, поэтому приходилось вести себя достойно и послушно, дабы ни матушка, ни отец ничего не заподозрили раньше времени.

На празднестве в честь их с графом помолвки народу было много, и, когда родители отвлеклись, а сам граф был уже в таком состоянии, что танцевать его могло заставить только волшебство, Беатрис улучила минутку и сбежала на балкон. Свежий ночной воздух показался бесценным даром.

Она скрылась в уютном уголке, чтобы никто её не заметил, удобно устроилась прямо на полу, на заранее припасенной подушке. Достала припрятанный здесь томик стихов Никола Буало-Депрео, и углубилась в чтение. Эту книгу она обнаружила в библиотеке отца. По всей видимости, её выписали из Франции вместе с другими, не догадываясь о содержании, потому как представить себе отца, читающего литературу такого толка, Беатрис не могла. Папа избегал всякого рода новизны и откровенности высказываний, будь то речи или же литература.

Внимание её привлекло движение со стороны сада. Поначалу Беатрис решила, что ей показалось, но шорох листьев заставил насторожиться. Она захлопнула и отложила книгу, подобралась поближе к перилам, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим. Скорее всего, садовник опять выпустил пса прогуляться на ночь, хотя папа строго-настрого запретил ему это делать, особенно когда в доме гости.

Подсознательно Беатрис надеялась на что-то более интересное: например, на то, что кто-нибудь из гостей решил уединиться для поцелуев и не только. «Не только» манило её с каждым годом все больше, но Катя при одном упоминании чопорно поджимала губы и говорила, что благородным девицам на такие темы говорить постыдно. Тем более что знала «об этом» она не больше самой Беатрис. Маменька же вообще схватилась за сердце и попросила срочно принести ей нюхательных солей. Беатрис всего-то и спросила, как у них сладилось с отцом. Потом с ней провели разъяснительную беседу, объяснив, что приличные девушки не должны не только задавать вопросов, но и думать о подобном в принципе.

Беатрис с ужасом представляла, что же её ждет дальше, если все так смущаются об этом говорить. Она начала считать себя глубоко порочной, но интерес от этого не пропал. Иногда, когда Катя засыпала раньше, Беатрис развязывала под одеялом тесемки длинной ночной сорочки, осторожно, стараясь не шуметь, стягивала её прямо под одеялом и ласкала себя. Это было приятно, но при мысли о том, что то же самое с ней будет делать сухощавый, невысокий седой старикашка, её начинало мутить.

Она напряженно всматривалась в темноту и, наконец, увидела мужчину, шагнувшего в сторону. На их садовника Григория не похож. Тот чернявый и сутулится все время, а этот высокий, светловолосый, статный. Черты лица в темноте не разглядеть, но ей представилось, что собой недурен. Что он тут делает?

— Эй, вы! — шикнула на него Беатрис. Громче говорить она опасалась, из боязни быть замеченной.

Незнакомец повернулся, шагнул к ней, и Беатрис увидела, что кто-то из гостей повернул голову и смотрит в сторону балкона. Она отчаянно замахала на него руками, с таким-то ростом его могли заметить из гостиной. Заметят его — и её обнаружат. Абсолютно не заботясь о собственной репутации, она взобралась на перила. С трудом справляясь со своим платьем, перевалилась через них и практически плюхнулась к его ногам, отползла в сторону и краем глаза заметила что-то светлое вдалеке, в кустах.

Белое пятно оказалось достаточно большим и по очертаниям больше напоминало человеческую фигуру. Беатрис замерла, сидя прямо на земле. Платье было безвозвратно испорчено, но оно сейчас волновало её в последнюю очередь. Кажется, она даже знала, кто там лежит. Ольга, племянница её будущего мужа. По крайней мере, одета она была именно так: розовые шелка из Парижа и лиловые кружевные оборки на лифе трудно было приписать кому-то другому.

Беатрис подняла голову и посмотрела на него снизу вверх, сейчас она уже могла разглядеть его. Высокий, светловолосый, с зелеными глазами. Он был красив, более чем, но в его чертах Беатрис неожиданно для себя отметила нечто хищное и жестокое. Она уже открыла рот, чтобы закричать, но под его взглядом передумала, сама не понимая, почему. Пару раз моргнула, избавляясь от странного ощущения, а потом просто спросила:

— Зачем вы убили её?