Жернова истории 3

1.2.

Ни даты, ни подписи на письме не было – текст обрывался на полуслове. Кстати, немало времени было убито как раз на то, чтобы последнее слово пришлось аккурат на конец последней строки, уместившейся на листе бумаги. И бумага была взята не простая – для окончательного варианта был использован пожелтевший листок с перечеркнутым штампом Союза земств и городов, завалявшийся среди черновиков у меня в Управлении.

Теперь мне предстояло найти Федоровского. Смутно припоминалось, что он, вроде бы, являлся профессором Горной академии. Зайдя на работе в Научно-технический отдел, чтобы узнать, где эта самая Горная академия располагается, я выяснил, что профессор Николай Федорович Федоровский не только преподает в Московской горной академии по адресу Большая Калужская, 14, но является членом коллегии Научно-технического отдела ВСНХ СССР. Но, поскольку заседания коллегии в ближайшее время не предполагалось, пришлось тащиться на Большую Калужскую. Не ближний конец от Варварки!

Однако же и там меня ждала неудача. Мне сообщили, что занятий у профессора Федоровского сегодня нет. Однако некоторая надежда все-таки осталась:

— Скорее всего, он сейчас у себя, — пояснил мне сотрудник учебной части.

— У себя? — не понял я.

— Ну да, он же теперь директор "Lithogaea".

В результате моих расспросов словоохотливый сотрудник поведал, что два года назад Н. Ф. Федоровский оставил кафедру в Московской горной академии и стал директором Института прикладной минералогии. Этот институт как раз и был создан на базе первого в России частного научно-исследовательского института со столь удивившим меня названием "Lithogaea" ("каменная земля" по-гречески). В 1918 году основатель института купец В. Ф. Аршинов передал его Советскому государству, а с февраля этого года он получил название Институт прикладной минералогии и металлургии.

— Для него новое здание начали строить в Старомонетном переулке, — рассказывал мой собеседник, — но пока Николай Федорович располагается в старом здании "Lithogaea" неподалеку, на Большой Ордынке.

Да, знать бы, где упасть… От ВСНХ до Большой Ордынки было гораздо ближе, чем до Большой Калужской. А теперь надо тащиться примерно полпути обратно.

Однако мои мытарства все же были вознаграждены, и в довольно симпатичном особнячке в стиле "модерн" я таки встретил Федоровского. Узнав, что я представляю ГЭУ ВСНХ, он тут же завел разговор о недостаточности финансирования своего института.

— Погодите, Николай Федорович! — остановил я его. — Дойдем и до финансовых вопросов. Тем более, то дело, с которым я к вам пришел, так или иначе так же может упереться в финансы.

— А что за дело? — наконец поинтересовался директор. Тут внезапно проклюнулась память – на этот раз не собственно моя, а Осецкого, — и я вспомнил, что мой собеседник не только крупный специалист в минералогии, ученик В. И. Вернадского, а еще и один из организаторов Свеаборгского восстания 1906 года, делегат партийных съездов, видный большевик, пользовавшийся доверием В. И. Ленина и состоявший с ним в переписке.

— Разбирая на днях свои бумаги, я натолкнулся на любопытный документ, — начинаю забрасывать удочку. — История его такова. В 1920 году мне довелось служить в охране тылов Западного фронта, и при разгроме одной из банд нам досталось в качестве трофея некое письмо. Никакого военного значения оно не имело, и потому было отложено в сторону, а потом завалялось среди моих бумаг. И вот теперь, случайно наткнувшись на него и бегло просмотрев, я решил показать письмо вам, ибо там речь идет явно о каких-то геологических поисках.

После этого монолога достаю сложенный вчетверо и достаточно потертый на сгибах пожелтевший листок бумаги, несколько дней пролежавший под прямыми лучами солнца, чтобы и чернила успели немного выцвести.

Развернув листок, Федоровский бегло пробежал его глазами, затем еще раз, уже внимательнее.

— Ну, что там? — не скрывая своего нетерпения, спрашиваю профессора.

— Судя по всему, речь идет о поиске алмазов, — чуть помедлив, откликнулся Николай Федорович, вынырнув из напавшей на него задумчивости. — Вот видите, тут упоминается кимберлит. А вот тут еще – карбонадо.

— Я человек, несколько далекий от геологии, и в этой терминологии не разбираюсь, — не надо показывать себя слишком осведомленным. — Но, насколько мне приходилось слышать, наша страна не имеет месторождений алмазов?

— Это верно, хотя в прошлом веке в районе города Кушвы, на Крестовоздвиженском прииске, отмечались единичные находки. А мой учитель, Владимир Иванович Вернадский, перед самой империалистической войной что-то говорил о сходстве геологического строения Сибирской и Южноафриканской платформ, и выражал надежду на алмазоносность Сибири.

— Но можно ли доверять сведениям из этого письма? — выражаю умеренный скептицизм.

— Разумеется, я не стал бы верить всему безоговорочно, — подтвердил высказанные сомнения профессор Московской горной академии. — Но проверку организовать стоило бы. Если тут хотя бы на десять процентов правды…