Женская собственность. Сборник

— Я за, — повторил я. — Но это решение ответственное, поэтому прошу проголосовать!

— Но мы не на партийном собрании, — попыталась возразить Александра.

— Нет уж, будем голосовать! — потребовала Ирина.

— Кто за, прошу поднять руки, — сказал я.

Женщины подняли руки, аккуратно поставив локотки на стол.

Наверное, они сотни раз голосовали за решения на пионерских, комсомольских, профсоюзных собраниях, которые ничего не меняли в их жизни. Сейчас они впервые голосовали за изменения в своей жизни.

— Единогласно, — подвел я итоги голосования и поднял рюмку с водкой. — Предлагаю выпить за великолепных, замечательных женщин, с которыми меня свела жизнь. За вас, девочки!

— Я предлагаю выпить за великолепного мужчину! — предложила Александра.

— Не такой уж он и великолепный, — возразила Люба, она любила противоречить.

— Стоп, — сказал я. — Отныне будет действовать принцип Капицы!

— Это который по телевизору выступает? — спросила Вера.

— Это который его отец. Когда у него физики решали какую-то проблему, запрещалось критиковать оппонента и его предложения. Если предложение не нравилось, предлагалось другое, более конструктивное.

— Не круто ли ты берешь, парень? — Люба развернула свою великолепную грудь. — Тебе что, и возразить нельзя? Нет, я хочу сразу знать свои права!

Мусульманская жена промолчала бы, но эти женщины были воспитаны в другом обществе и не самыми терпимыми, как я убедился за эти десять лет. У меня был опыт их укрощения в разных ситуациях. Но я каждый раз справлялся с одной. Сейчас передо мной сидели четверо. И я впервые засомневался. Четыре русские женщины под одной крышей вполне могли стать и семьей, но и партизанским отрядом тоже, поэтому ружье придется прятать подальше…

ПИЗДРИК Рассказ

Семен Бурцев — плотный блондин, он считал себя плотным, а не толстым, сорока пяти лет, по происхождению из крестьян, чем он гордился, совсем недавно этому придавалось основополагающее значение при назначениях на руководящую должность — собирался в Японию.

Группа, которую возглавлял Бурцев, летела в Японию без переводчика. В группе кроме него были еще двое. Доктор наук Шишов, он два года проработал в Египте и знал английский, а Серегин, молодой кандидат, говорил по-английски, как по-русски, — новая генерация: заканчивал спецшколу, где преподавание велось на английском.

Бурцев не говорил ни на одном языке. Из деревни, когда он заканчивал среднюю школу, уехал учитель немецкого языка. Язык им стал преподавать учитель физкультуры! И когда в десятом классе вдруг выяснилось, что выпускники читали по складам, а считать могли только до десяти, им в аттестате зрелости, по решению отдела народного образования, в графе «иностранный язык» сделали прочерк. В заочном институте, который он заканчивал, ему обычно ставили «тройки». Что-то он читал, скорее угадывая, чем понимая, чего от него хотели. За последние годы Бурцев забыл даже те несколько слов по-немецки, которые знал в школе.

Гнетущее беспокойство из-за того, что он летел без переводчика и попадал в зависимость от Шишова и Серегина, не покидало его уже несколько дней. Раньше он выезжал за рубеж в составе делегаций только в страны народной демократии. Их встречали в аэропорту, везли в отель или резиденцию, обычно в средневековый замок, переоборудованный в первоклассную гостиницу. Проводились пленарные заседания, посещали один завод, один сельскохозяйственный кооператив, один музей. В конце пребывания — специальный магазин-распределитель, где дешево можно было купить хорошие вещи. На прощальном банкете обменивались подарками. Наши обычно дарили картину с видом на Московский Кремль, хозяева — нечто художественно-хрустальное, у нас тогда была мода на хрусталь. Местные товарищи говорили по-русски, все они заканчивали советские институты или партийную академию. Многих из них Бурцев знал лично.

Бурцев сделал карьеру редкую для своей деревни. Деревенские продвигались в основном по военной линии, но обычно выше подполковника не дослуживались; или по сельскохозяйственной, становясь председателями местных колхозов. В Центральном же Комитете никто не только из их деревни, но даже из области никогда не работал.