Женщины, кот и собака

И к работе своей Алексей относился с нежностью. Да-да, именно с нежностью! Он любил своих пациентов – одиноких стариков, надеющихся на него как на Бога. Молодых хитрованов, мечтающих о недельном больничном, чтобы просто отдохнуть от суетливой жизни или добавить вожделенные пять рабочих дней к долгожданному отпуску. Больничные листы таким он выдавал – ну, если только перед ним были не отпетые и наглые мошенники и аферисты.

Отработав шесть часов в поликлинике на приеме, Алексей с удовольствием надевал пальто, брал портфель и шел на участок. Участок был дальним – минут двадцать ходьбы от поликлиники. Дальним и довольно растянутым. Но Алексей с удовольствием шагал по знакомым дворам, вдыхал свежий морозный воздух, любовался природой. Люди узнавали его и здоровались. Иногда останавливались и начинали рассказывать про свои болячки, проблемы, делились новостями и даже сплетнями.

Его больные доверяли своему врачу. Алексея не раздражали заунывные и такие знакомые жалобы стариков и инвалидов. Вздыхая, он брал их скромные подношения – баночку варенья, вязаные носки или хорошую книгу. Понимал, что его отказ мог их обидеть.

Надина карьера стремительно восходила: в тридцать она защитилась, а в тридцать пять стала заведующей отделением.

Именно тогда она забеременела. И от этого известия Надя пришла в ужас: рожать? Сейчас? Когда у нее только-только начало получаться?

Но Алексей уговорил ее. Настоял. Пообещал, что все хлопоты о ребенке будут на нем – честное слово! Только, пожалуйста!..

В декрет Надя ушла на восьмом месяце. Родила легко, словно и не была старородящей. Так у них появилась дочка, назвали Маринкой. По счастью, девочка оказалась крепенькой и здоровой. Первый год как-то перебивались – сидели с Маринкой по очереди. А после года отдали в ясли. И снова спасибо природе – девочка почти не болела, как многие ясельные дети.

А Надя опять с головой погрузилась в хирургию.

Немного помогала соседка по лестничной клетке – пожилая, но крепкая женщина пенсионного возраста. Она нередко и подстраховывала их: если работали оба – забирала Маринку из сада, кормила ужином, укладывала спать.

Словом, справлялись. Уборка, готовка и магазины были на Алексее.

Он и занимался дочкой – играл с ней, читал детские книжки, водил на мультики в «Баррикады».

Алексей понимал: у жены жизнь нелегкая. Ответственность – дикая! Ведь на ней держалось огромное и сложное отделение.

Иногда, по воскресеньям, Алексей брал дочку и отправлялся к родителям. Мать относилась к внучке сдержанно, а вот Тёпа племянницу обожала. Отец был совсем плох. А когда Маринке исполнилось восемь, он умер.

Надя никогда не спрашивала, что и как в его семье. Ни про мать, ни про Тёпу – ни слова. Словно и не было в ее жизни этих людей. Впрочем, мать тоже снохой не интересовалась. Лишь отпускала иногда колкие фразочки типа: «Ну что? Наша Надежда Николаевна, светило науки, все трудится? Способная женщина!.. И как еще между делом ребеночка-то успела народить? Чудеса! Впрочем, знала ведь, что есть на кого положиться! Что она без тебя?..»

Алексей устало отмахивался: «Мам, да хватит уже! Смирись, наконец, что Надя – моя жена! И кстати, мать моей дочки!»

Когда Маринке исполнилось двенадцать, Надя заговорила об улучшении жилплощади. Конечно, она была совершенно права: маленькая однокомнатная квартирка была тесновата двум взрослым и ребенку-подростку. В комнате было непроходимо тесно: Маринкин стол стоял у окна, и пробраться к нему было проблемой.

А через полгода Надя торжественно шмякнула на стол бумагу с ордером на новую квартиру, которую ей выделил Минздрав. Ей, Надежде Николаевне Сосновской. Персонально!

– Ну! – спросила жена – Каково? Конечно, не без усилий! Побиться пришлось! Но… Все в нашей жизни не без усилий! Правда… – тут она замолчала и с сомнением посмотрела на мужа, – ты это вряд ли заметил! – с тяжелым вздохом заключила Надя.

Квартира оказалась большой и просторной: две светлые комнаты – их и Маринкина, большущая кухня с окном во всю стену.

Надя гордо ходила по квартире и чувствовала себя победительницей.

Впрочем, она и была победительницей, и не признать этого было бы странно.

Алексей искренне радовался успехам жены. Никогда, ни разу в жизни, ему не пришло в голову позавидовать ей или попрекнуть ее чем-то.

Только мать, услышав от Алексея, что его жена защитила докторскую, небрежно бросила:

– А кто б сомневался? Когда есть прикрытый тыл, знаешь ли!.. Да и натура такая – вездеход твоя Надя! По людям – гусеницами! И тебя переедет однажды! Так что будь готов к этому, сын!..

Перед юбилеем матери, шестидесятипятилетием, Алексей уговаривал Надю помириться: «Ну, хотя бы сделай вид, что все хорошо. Сколько можно, ей-богу?! Мы же взрослые люди!»

Жена ответила спокойно, но твердо: