Женька - раз, Женька - два...

И вдруг рядом с Евгением Ивановичем возникло другое, бледное и напряженное лицо. Женька едва узнал его. Женька-два стояла чуть сзади и крепко держалась за отца. А еще дальше замерла Людмила Петровна, словно не решаясь подойти ближе. Обе они настороженно смотрели на Женьку.

«Все пропало! — с отчаянием подумал он. — Все пропало!»

Евгений Иванович словно угадал его мысли.

— Иди к матери, — приказал он дочери. — Подождите меня там, — он кивнул в сторону автобусной остановки. Но Женька-два только ближе придвинулась к отцу.

— Кому говорю! — повысил голос Евгений Иванович.

Девчонка как будто не слышала.

— Людмила, возьми её! — крикнул Евгений Иванович. — Безобразие!

Людмила Петровна подошла и что-то зашептала на ухо дочери. Но та лишь мотала головой, не спуская глаз с мальчугана.

Евгений Иванович раздраженно махнул рукой и отвернулся от них:

— Женя, вот я… Мы… приехали к тебе. Ты ждал?

Женька кивнул. «Зачем он привез их?! Зачем?»… Он понял, что не покажет этому человеку индийскую марку в серебряном пакетике. И планер будет испытывать один. И вообще он сейчас уйдет. Уйдет!

— Женя, пойдем куда-нибудь. Нам поговорить нужно с тобой, — слова у Евгения Ивановича складывались трудно, будто лепил он их неумело, кое-как, и они падали и рассыпались.

Женька-раз молча повернулся и повел всех на открытую эстраду. Там стояли скамейки, и днем всегда было безлюдно.

Они сели. Евгений Иванович с Женькой и Людмилой Петровной, а он — один — напротив.

— Ты знаешь, наверное, зачем мы приехали?

Женька снова кивнул. Разговор не получался.

— Кажется, твой отец нашелся, — Евгений Иванович некрасиво, вбок, улыбнулся. — Как ты смотришь на это дело?

— Никак, — Женька пожал плечами. Он чувствовал, что сейчас расплачется.

— Да, конечно, никак… — Евгений Иванович помолчал. — Женя, надо вызвать твою маму. Дай мне адрес, — как можно мягче попросил он. — Ты знаешь, куда писать?

— Нет.

— Это необходимо… нужно выяснить, поговорить… Ты еще мал, — добавил Евгений Иванович. — Ты ничего не понимаешь. Ну, как, дашь?

— Нет!

— Почему ты так разговариваешь? — вмешалась Людмила Петровна. — Мы чем-то тебя обидели?

Женька молчал, он не смотрел на неё. Людмила Петровна продолжала с раздражением:

— Необходимо вызвать твою маму. Надо выяснить кое-какие подробности, чтобы решить, являешься ли ты сыном Евгения Ивановича. Понимаешь?

«Зачем, зачем она так говорит? Почему он разрешает?! — и Женька почувствовал, как тогда, в детском саду, что нужно, необходимо что-то сказать, немедленно, непременно сейчас. И он сказал:

— Не надо мне ничего! Мне и так хорошо! Без вас! С мамой. И папа у меня есть. Другой, настоящий! Он на красных самолетах летает. И мишку привезет зимой. Вот!

И опять, как тогда, сердце подпрыгнуло до горла, и Женька закашлялся и отвернулся. Он соскочил со скамейки и, теряя тапочки, побежал от этих чужих людей.

— Евгений, — подтолкнула мужа Людмила Петровна, — верни его! Какой своевольный мальчик, — добавила она. — Надо же выяснить, в конце концов!

— Не надо… И так уже выяснили… все…

10.

«Здравствуй, мама!

Скоро кончится лето. Я сильно вырос, так говорит наша воспитательница. Может, ты даже не узнаешь меня. Я собрал гербарий для школы. Из листьев, здесь много есть разных. И скажи папе, чтобы не ловил мишку. Все равно держать негде.

Я люблю тебя. И всегда буду.

Твой сын ЖЕНЬКА»