Женька Москвичев и его друзья

Поднявшись по лестнице, они вошли в зал современного искусства, и их взору предстало огромное полотно ядовито-жёлтого цвета, по которому шла жирная чёрная полоса. Вся эта красота называлась «Композиция № 145».

Лёгкое недоумение на лице у Женьки сменилось интересом, а потом он восхищённо выдохнул:

— Видал? Какая фигня!

— А мне старые картины больше нравятся. Там всё как настоящее, — сказал Лёха.

— Ничего ты не понимаешь, — с жаром возразил Женька. — Ивана Грозного, который сына убивает, в музей каждый дурак возьмёт. А вот чтобы такую муру пристроить — тут талант нужен.

С этим было трудно не согласиться. Лёха и сам не понимал, что особенного в этой мазне, чтобы её надо было выставлять в картинной галерее. Другие стены были увешаны не менее содержательными композициями под разными номерами.

Женька склонился над табличкой с именем художника — автора «Композиции № 145». Именно в этот миг у Женьки возникла очередная гениальная идея. Он осознал, что создан для искусства. Его так захватила эта мысль, что даже поход в «Макдоналдс» потерял свою привлекательность и прошёл как-то незаметно.

Придя домой, Женька окончательно решил, что станет художником. В его голове теснились мысли о том, как его картины выставят в галерее и вся школа пойдёт смотреть. А Синицына подойдёт к нему и извиняющимся тоном скажет: «Прости, что я не верила в твой талант». А он просто и благородно ей ответит: «Ты никогда меня не понимала. Но я тебя прощаю».

Дело оставалось за малым: нарисовать картины и пристроить их в музей. Женька с головой погрузился в решение этой сложной задачи и сразу же столкнулся с первой трудностью. Оказалось, быть художником — занятие не из дешёвых. Узнав цену масляных красок, Женька понял, что ядовито-жёлтое полотно, занимавшее в галерее чуть ли не всю стену, — это по-настоящему дорогая картина. Исходя из личных сбережений, новоявленный талант вынужден был довольствоваться гуашью и углём.

Сделав необходимые приобретения, Женька обложился репродукциями, книгами о современных художниках и даже два раза сходил в музей современного искусства. Две недели Женька трудился не покладая рук. Дойдя до композиции № 39, он перешёл к серии портретов.

Каждый раз, когда Лёха заходил за Женькой, чтобы позвать его на улицу, он неизменно находил друга в процессе создания нового шедевра. Вдохновение не покидало мастера. Вот и в тот день стоило Лёхе переступить порог Женькиной комнаты, как живописец выставил перед ним очередное «полотно».

По сравнению с намалёванной на листе рожей Фредди Крюгер был красавцем. Из квадратной головы торчали квадратные уши. Один глаз находился на лбу, а другой на щеке. Перекошенный рот разинут в судорожной гримасе то ли смеха, то ли ужаса. Как будто этот урод только что увидел себя в зеркале.

— Ну как? — спросил Женька и, не дожидаясь ответа, положил рядом журнальную репродукцию. — Не хуже, чем у Пикассо, правда?

Лёха посмотрел на страницу журнала и искренне ответил:

— Не хуже.

— То-то же. Дарю. Повесишь над своим письменным столом. Когда-нибудь это будет стоить кучу денег, — щедро предложил Женька.

— Нет, не надо, — отказался Лёха.

Он ни за какие деньги не хотел любоваться этим безобразием. Однако Женька по-своему истолковал его скромность:

— Бери, бери. Можешь не благодарить. Это по дружбе.

Отказаться от столь бескорыстного дара было совсем неудобно, и Лёха без особого интереса спросил:

— А это кто?

— Вот чудак! Это же ты.

— Я?!

— Ну да. Видишь, синий свитер с красной полоской?

На этом сходство заканчивалось.

— По-твоему, это на меня похоже? — сказал Лёха, и его голос непроизвольно задрожал от обиды.

— Дело не во внешнем сходстве, а в том, как художник это чувствует, — пояснил Женька и, выложив перед Лёхой очередную репродукцию, язвительно спросил: — По-твоему, это похоже на «Обнажённую женщину, расчёсывающую свои волосы»?

— Нет.

— Ну вот, а чего же ты тогда хочешь от меня? Я же не фотограф, а художник. Почувствуй разницу. Я тут, между прочим, почти весь класс нарисовал. Хочешь, покажу?

Просмотрев портретную галерею, Лёха убедился, что он ещё не самый уродливый.

— А это что за петух ощипанный, с красной мордой? — спросил Лёха.

— Это Петухов! Похоже, правда? — обрадовался Женька. — На выставке все увидят, вот смеху будет.

— На какой ещё выставке?

— На персональной. Сразу в Третьяковке никого выставлять не станут. Для начала художнику надо организовать свою выставку.

— Где же ты её организуешь? — с недоверием спросил Лёха.

— Не волнуйся. Я всё продумал. Помнишь двухэтажку, которая на снос?

Лёха молча кивнул, и Женька с жаром продолжал:

— Из неё всех уже выселили, и сейчас она пустует. Нужно ловить момент, пока её не снесли.

Как всегда, Женькин энтузиазм и вера в успех заразили Лёху. В тот же день они обследовали помещение новой «галереи искусств» и приступили к расчистке территории для персональной выставки.

Следующий день ушёл на то, чтобы написать вывеску:

ГАЛЕРЕЯ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА.

ПЕРСОНАЛЬНАЯ ВЫСТАВКА

ЕВГЕНИЯ МОСКВИЧЁВА