Пларгун попытался шевельнуть рукой. Но рука отяжелела настолько, что не сдвинуть ее с места. Отяжелели и ноги, и голова. Хоть бы крикнуть. А-а-а-а-а… Кажется, удалось крикнуть.
— Да, с тобой совсем плохо, — тот же грудной голос, и в нем — чувство сострадания и беспокойства.
В ноздри ударил терпкий запах хвои, и во рту стало горько. Что это?
Потом опять провал.
Пробуждение происходило медленно и долго. Сон и недуг нехотя отпускали его.
— Теперь будет лучше. А мне надо идти.
— Куда ты?
— Мне надо идти. Надо.
Глаза до боли слепит. Пларгун долго жмурится, пока глаза не привыкают к свету.
Засыпал — была ночь. Сколько проспал?
Первое, что он почувствовал, когда проснулся, — во рту горький привкус и ощущение, будто набил оскомину.
На чурбаке у печки сидит Лучка и задумчиво смотрит на огонь. Лучка? Пларгун заморгал, не веря своим глазам. Кто же с ним разговаривал?
— Как ты здесь, аткычх? — обрадовался юноша.
— Теперь тебе станет лучше. — Старик улыбнулся уголками глаз. — Хорошо, что девушка появилась вовремя. У тебя плохая болезнь — цинга. Ее напустил злой дух.
— Как ты здесь? — нетерпеливо переспросил Пларгун.
— Как здесь, как здесь, — передразнил Лучка.
Потом объяснил:
— А так, что два раза ходил по своему кругу, а твоего следа не видел у места встречи. Вот и пошел посмотреть, что с тобой случилось. Подхожу к твоему дому, смотрю — из трубы дым идет. Ну, думаю, жив парень, но почему он не проверяет ловушки? Неужели обленился? Иду, а сам смотрю себе под ноги и у порога чуть не умер от разрыва сердца: медведь лежит под дверью. Странно: дым в трубе и медведь у порога.
— Какой медведь? — не понял Пларгун.
— Как «какой»? — в свою очередь не понял старик.
— Какой, спрашиваю, медведь у порога?
И теперь Пларгун начал мучительно припоминать, что произошло в ту ночь.
— Где девушка?
— Она готовится в дорогу.
— Я хочу видеть ее.
Старик открыл дверь, высунул голову.
— Она ушла.
— Как ушла?
— Уже ушла. Она очень спешила. Это она выходила тебя напитком из кедрового стланика и шиповника. А теперь ушла. Она очень спешила в стойбище.
Пларгун в отчаянии застонал.
— Она двое суток не отходила от твоей постели. Я только вчера пришел.
Помолчал. Потом опять заговорил:
— Да, я же не рассказал, что дальше было. Значит, чуть не умер от страха. Неужели, думаю, мой друг сидит под караулом? Надо, решаю, освободить его от такого плена. Вскинул ружье, а медведь как лежал, так и лежит. Взял палку да и бросил в него. Палка в голову угодила. По звуку понял — голова у зверя мерзлая. Только тут заметил: на снегу пятна густой убойной крови. Подумал: «Плохо нам будет — медведь у избушки неспроста, где-то не поладили с Пал-Ызнгом». Потом стал прощупывать его — чуть пальцы себе не отбил: в нем одни кости. Бедный, от него отказался могучий бог Пал-Ызнг. И он превратился в злого духа. Я знаю, он уже несколько зим преследует стойбище рода Такквонгун.
Пларгун облокотился, спустил ноги на пол. Шатаясь, прошел к двери и открыл ее. Старик вышел за ним.
— Это не злой дух, — сказал Пларгун. — Это медвежий выродок — шатун, которого приняли за злого духа. Никакого духа нет. Все это выдумка самих людей Такквонгун. Выдумали себе злого духа и кормят его много лет вместо того, чтобы хорошенько влепить в него пулю. Темные люди эти Такквонгун. — Пларгун почувствовал, что говорит раздраженно, но не мог сладить с собой. — Посмотри на этого владыку тайги. У него передняя левая лапа кривая. Человек перебил ее, и она срослась криво. Покалеченный, он не мог догнать оленей. Вот и явился к своему мучителю человеку, объел его да от души поиздевался над ним.
Старик слушал в молчании. Сейчас Пларгун ему не нравился. Старик с укоризной посмотрел на дерзкого молодого человека.
— Нет никакого злого духа! Нет вообще никаких духов! — почти кричал Пларгун, тяжело дыша.
— А чем объяснить твою неудачу? — медленно, отчеканивая каждое слово, сказал старик, пронзительно глядя в глаза Пларгуну. — Нехану осталось совсем немного до плана. Я, худо ли, хорошо ли, взял восемь соболей. А ты — всего два. Так чем же объяснить твою неудачу? А время — идет!
— Просто я никчемный охотник! — сказал наконец Пларгун. В его охрипшем голосе была подавленность.
— Врешь! — Старик сейчас очень напоминал пригнувшуюся для прыжка старую облезлую росомаху. — Врешь! Я видел, капканы твои поставлены правильно. А соболь обходит их на расстоянии десяти — пятнадцати прыжков. Вот теперь и подумай!
Потом быстро отошел, повернулся в сторону деревьев, согнулся.
До Пларгуна донеслось всего несколько слов. Старик молил Пал-Ызнга простить молодого человека, несмышленого в таежных делах, в обычаях предков, и его, старого человека, вышедшего из ума и принявшего участие в столь непристойном разговоре…