Как воспитанный мальчик, предложил ей принять душ. И, подавая полотенце, сквозь прозрачную шторку, усыпанную водяными жемчужинами, – увидел ВСЁ. Всё закончилось нечаянной, неожиданной для обоих, ошеломляющей, стремительной постельной сценой. Деревенское, свежее, полнокровное девичье лоно жадно поглотило, впитало скудное, неопытно разлитое прохладное стадце худосочных интеллигентских головастиков. Один, самый прыткий, нахальный и неумный, достиг своей цели…
Потерявшее невинность дитя ничуть не расстроилось. С хрустом потянулось: «Кр-рысота!» – и, раскинувшись и заняв треть кровати, сладко проспало до обеда следующего дня, так что едва поспело на раздачу общежитских коек.
– Теперь ты как честный человек, просто обязан… И как зовут твою прелестную Абелию? – пытали его мы, жестокие сокурсницы, к которым он приплёлся просить женского совета.
– Зина.
Мы переглянулись, фыркнули:
– Как?! Зи-ина?! Кошмар.
Зина-корзина. Шла Зина из магазина. Кукла Зина из резины. Имя ассоциировалось с продавщицей из винно-водочного. Так сто лет уже никого не называли.
– Между прочим, в переводе с греческого, Зинаида означает: дочь Зевса! – защищал он свою возлюбленную пылко, как лев. Его полное имя и было Лев. Лев, он и есть лев, без всякого перевода. Дочь Зевса и Царь зверей – чем не пара?
Мы таскали парочку по музеям, вечеринкам и пляжам. Якобы чтобы приобщить провинциальную простушку к благам цивилизации – а на самом деле чтобы, уткнувшись друг другу в плечо, вдоволь над ней похихикать и похрюкать.
Это же со смеху укатаешься, когда в парке вспотевшая от июльской жары Зиночка без ложной стыдливости нарвёт травы, задерёт по очереди полные руки и душистыми пучками накрепко, тщательно вытрет под мышками. Понюхает порозовевшие подмышки, подумает. Нарвёт ещё и ещё раз деловито и тщательно осушит влажные пуховые подмышечные ямки. И, выдохнув: «Кр-рысота!» – упадёт на лужайке, с наслаждением раскинув руки.
Зиночка по каким-то медицинским показаниям не доносила младенца. Всех уверяла, что выкидыш сделала над ней свекровь. То, что свекровь сделала им с Лёвушкой отдельную квартиру, как-то не афишировалось.
Зиночка быстро утешилась, заведя породистую кошку. И сама была похожа на сытенькую кошечку: залоснилась, налилась очаровательным мяконьким жирком и дамской уверенностью, стала вся такая томно-ленивая. И уже свысока посматривала на нас, засидевшихся в девах, подсохших в пыльных аудиториях старшекурсниц.
Мы уныло злословили про деревенских хищниц. У таких главное: избрать с мужчинами верную тактику. Этому не научишь, проявляется на уровне интуиции (передаётся по женской линии).
Сначала разведает, кто перед ней. Прожжённый, ветреный гуляка – тогда разыграет из себя целомудренную недотрогу. Ах-ах, нет-нет, что вы! Я не такая, я только после свадьбы!
С глубоко порядочным девственником (вроде невинного Лёвушки) тактика прямо противоположная. Не терять времени, пока другие не опередили, брать быка за рога. Ошеломить натиском, нахрапом, сразу нырять в постель и хорошо дать. Стать первой женщиной в его жизни, первой подарить ему незабываемые ощущения – и он, со всеми потрохами, навсегда твой.
Лёвушка сразу важно нацепил на безымянный палец толстое обручальное кольцо, которое кололо нам глаза. Ну что, что он хотел этим сказать?! Тупо сигнализировал: что окольцован, что обаблен на веки вечные? Что ах, не приставайте ко мне, я женат и верен жене?
Да хос-споди! Кому ты нужен, сморчок, подкаблучник, кроме своей сытенькой Зиночки? Если хотите знать, обручальное кольцо на мужском пальце – это откровенное хамство, это прямое оскорбление, плевок в лицо, хуже пощёчины. Любую мерзость можно стерпеть от мужика, но только не кольцо. Мужик в кольце – это уже и не мужик вовсе, а чёрт знает что такое…
Однажды мы бежали с Зиночкой к трамваю. На ней была прозрачная декольтированная блузка. В вырезе задорно, тесно скакали, подпрыгивали, сталкивались и перекатывались тяжёлые гуттаперчевые розовые шары, грозя вырваться из эфемерного шифонового плена на волю. Хотелось в такт бегу, задыхаясь, выкрикивать: «Мой! Весёлый! Звонкий! Мяч! Ты! Куда! Помчался! Вскачь!»
Я непроизвольно косилась в сторону звонкого упругого Зиночкиного бюста. Туда же заглядывали, как один, все проходящие мужчины. Лица у них сразу вытягивались, серели и заострялись, как у покойников.
Я для сравнения скашивала глаза за пуговички своей скромной кофточки, но там никаких мячиков не прыгало и не скакало. Там вообще нечему было прыгать и скакать.
Потом, как это бывает, пути наши разошлись, скрещиваясь случайно раз в пятилетку. «Как вы?» – «А как вы?» – «Ну, всего!»
Зимой мы вместе шли из университета, где Лёвушка читал курс романской филологии. Он торопился: Зиночка задерживалась у портнихи, а пора выгуливать кошек, числом восемь. Ах, что вытворяют эти баловницы! Грациозно взмывают на хрустальную берёзу, замирают, вздыбив спинки, кувыркаются в сугробах, взметая алмазную пыльцу!
– Детей вам с Зиночкой надо, вот что!
– Да она и так в положении. Делали УЗИ: двойня… – рассеянно подтвердил он.