Жених с приданым

Что-то такое было в его голосе, не похожем на обычное приставание. И парень так непохож на однокурсников: под старым свитером угадывались развитые спортивные плечи, красивые большие руки покойно лежали на баранке, точно изваяны из одного куска. Наташа пожала плечиком:

– Завтра в шесть вечера у меня последняя пара.

У него дыхание перехватило. Он сразу ошалел от неслыханной удачи, стал болтливым, развязным. Выскочил из машины и забормотал, загораживая девушке дорогу:

– Наташечка, вы не смотрите на эту консервную банку, – он небрежно пнул «танюхино» колесо. – Мог бы на своей «мазде» таксовать, да жалко, – бог знает, зачем он всё это врал…

Она уже нетерпеливо, досадливо топала сапожком:

– Хорошо, хорошо… Отпустите же мою руку.

И пошла быстро, скрипел снег под крутыми снегуркиными каблучками. Нехотя отворилась на тугих пружинах и захлопнулась высокая чёрная дверь. Жемчужинка вкатилась обратно в пасть алчного дракона.

Серёга бухнулся на сидение. Лицо у него было чернее тучи. Он погиб. Зачем, кто сейчас его заставлял врать про «мазду»? Ведь она и так, в сущности, сказала: да, я согласна встретиться. Окажись под рукой нож, так бы и исполосовал проклятый, бездумно шлёпающий во рту мокрый кусок мяса, именуемый языком.

В десятом часу утра, когда пустеют дома и дворы, Серёга подъехал к дому на Ломоносова. Оставил «танюху» на стоянке у соседнего дома. На скамейке мумией сидела древняя старуха, укутанная в плед.

Вот знакомая дверь в золотых гвоздиках. Ключи были зажаты в кулаке. Остановившись перед дверью, зачем-то понюхал пальцы: они крепко, кисло пахли нагретым железом. В ладонь выплюнул жвачку, залепил подсматривающие соседние «глазки». Выбрал самый большой ключ и тихо поднёс к скважине. Ключ не подошёл, то же он проделал с другими ключами. Ни один их них при этом не звякнул – Серёга подивился своей ловкости. Тут только он обратил внимание на свежую жестяную заплату на двери: замки был сменены!

Как он не сообразил: хозяева, теряя ключи, сразу меняют замок! Оставалось отдать связку – именно с этим он шёл сюда, разве не так? За дверью едва слышно (как в бункере) звонок пропел «калинку».

Тихо. Муж точно на работе – такие пухлые живчики любят проявлять должностное рвение. Но вот послышались шаги. Блеснул жёлтеньким и погас «глазочек». Начали открываться запоры: что-то скрежетало, звякало, звенели и падали цепки. Точно сейф отпирался.

– Что нужно? – из-за цепочки насторожённо смотрело худое, блестящее от крема лицо мегеры.

– Вы меня не помните, – бормотал Серёга в щель между дверью и косяком, потряхивая, как дурак, перед носом женщины ключами. – Вы в такси оставили, – и умоляюще протягивал связку, и всё потряхивал ею.

Она узнала таксиста. Пропихивать увесистую связку в узкую щель было неловко. Мегере пришлось, наконец, скинуть цепочку. В это время за её спиной зазвонил телефон. Она, не успев взять упорно протягиваемые ключи, схватила трубку – ждала звонка.

Серёга украдкой огляделся. Прихожая была очень просторная, на полу лежал толстый пушистый ковер. За дверью ванны била сильная струя воды – на хозяйке был надет купальный халат до пят.

– Только не надо капать мне на мозги, – цедила она в трубку.

Она одна в квартире, решил Серёга. Интуиция его никогда не подводила. Он точно знал, что женщина в квартире одна.

Мегера, разговаривая, совсем отвернулась. Хорошо, что не оглядывалась: не приведи бог, если бы она видела сейчас его лицо. Серёга схватил ее за твёрдую шею, другой рукой обнял сзади худое туловище, так чтобы её локти, как у солдатика, оказались плотно прижатыми к бокам, и поволок в ванную.

Ванна была до краёв полна водой. В запотевшем зеркале вместо своего лица Серёга увидел налившееся тёмной кровью пятно.

Непонятно, откуда в тщедушном теле бралось столько силы. Андрею не только с ним, с самим собой приходилось бороться: с готовым выскочить из рёбер сердцем, с дрожащими и позорно слабеющими руками.

Он надавил на её голову и погрузил в ванну. И не удержал: с такой силой, взболтнув воду, вырвалась голова. Он увидел в зеркале мокрое безумное лицо с хватающим воздухом ртом, но поймал голову и снова окунул. Навалился на её переломленное пополам, взбрыкивающее тело в задравшемся халате, на голые худые ягодицы, и держал до тех пор, пока судороги, сотрясавшие её и его тело, не затихли, и руки перестали бессильно ползать под водой и ощупывать и опираться о дно и стенки ванны.

Серёга поднял обмякшие ноги и перекинул в ванну – вода вскипела, хлынула через край. Халат на её спине вздулся пузырём, по нему гулко застучала струя воды. «Так вот как это бывает, – думал он. – Так вот как это бывает…»

Поживи, посопротивляйся жертва ещё минуту – и под победное гоготание сама утопила бы в ванне Серёгу. Сам убийца был едва жив. В желудке что-то живое корчилось, ворочалось…

– Только этого не хватало, – услышал он как сквозь вату вскрик. Утопленница, отнеся от уха трубку, всматривалась в его лицо. – Да его рвёт! Господи, ковёр! Тата! Нажрутся с утра… Тата же!