Читаем "Женевский" счет полностью

Он, Александр Колчак, должен прорваться на восток. Впереди — красный Иркутск. Усердием союзников любой другой путь уже невозможен. И для несведущего, малоопытного человека ясно, что это такое. Красный Иркутск со своим требованием выдать его — это даже больше нежели ловушка, это — плен. Что страшнее бессилия плена, глумления победителей?..

Но союзники… союзники дали обещание. Никто не посмеет (как не посмели здесь, в Нижнеудинске) сыграть в западню без их, союзнического, согласия. По всей Сибири пока их слово — закон. Во всяком случае, они хозяева в полосе железной дороги. Сдержат обещание — и за Иркутском избавление.

Он сознает свою ошибку: следовало соединиться с Каппелем. От станции Тайга это уж не столь дальний бросок. И уже никто тогда, никто не мог бы диктовать ему условия и предавать. Никто!

Впереди — красный Иркутск.

«Заблуждаюсь ли я? — пытает себя адмирал. Он старается встать на позицию понимания революции. — В общем, народ против нас. Против — это факт. Иначе не протискивался бы я в иркутский лаз, как крыса…»

Он долго распутывает доводы, оправдания, стараясь разглядеть за ними истину.

Адмирал спал два-три часа. Дни и ночи он бродил по отсекам, беседуя с офицерами, или пил. Адмирал ждет распоряжений. Союзники согласны провезти его через Иркутск лишь в обычном вагоне и без русской вооруженной охраны. Уже приходили чехи и провели подробную опись броневого состава.

Сознание не оставляют слова полковника Решетова: «Единственное, что нам принадлежит, — это смерть…»

Бессонница и непрестанное взбадривание выпивкой делают отдельные мысли прилипчивыми. Слишком…

Редело окружение адмирала, редела и команда бронепоезда, а с нею — и команды остальных составов. Офицеры переодевались, бежали. Теперь адмирал не осуждал их. Побег из плена — это долг, а не вина. А все они — пленники. Кто бы мог подумать, пленники своих же союзников!

Не спрашивая его дозволения, чехи вчера целиком сменили охрану на золотом составе. Теперь там поголовно легионеры.

«Что за игру затеяли союзники? — раздумывал адмирал. — В чем смысл происходящего? Кто я для них теперь?..»

Адмирал приготовился к переходу в обычный вагон, который, как его предупредили, будет прицеплен к чешскому военному эшелону. Сразу за его вагоном встанет вагон Виктора Николаевича Пепеляева.

У адмирала отсутствовало желание встречаться и беседовать со своим премьер-министром. Обычно они раскланивались и прогуливались каждый сам по себе.

После обеда адмирал собрал вещи. А что собирать? Три смены белья, бритвенные принадлежности, любимые «Протоколы сионских мудрецов». Все прочее же — бумаги…

Он перебирал письма: жены, Анны Тимиревой, фотографии; свои письма к Тимиревой, занесенные в тетради, — и долго не решался предать их огню.

Он сжег фотографии, письма жены и Тимиревой — и испытал боль. Господи!.. Потом взял себя в руки.

Свои письма к Тимиревой (тетради) не стал жечь. В них не столько своего, сколько память событий. Надо попытаться сохранить. Их после можно будет развернуть в документ времени. Он все-таки надеется на удачу. Какой смысл союзникам губить его?..

Адмирал уничтожил служебные документы, но самые важные не тронул. Он сложил их в портфель и вручил Трубчанинову. Он так и сказал ему:

— Я должен дать отчет в своих действиях будущей России — нет, не России красных. Провезти! Уничтожить только в крайнем случае. Это приказ.

Адмирал распорядился вычистить вторую смену обмундирования. И отправился в обход по теплушкам и боевым отсекам. Он намерен проститься со всеми, кто остался верен ему. Впрочем, почему ему? Делу, общему делу.

С ним поедет столько офицеров и близких людей, сколько возьмет вагон, — это передал из Иркутска генерал Жаннен. Личному конвою адмирала следовать с ним запрещено. Никакой охраны и оружия, даже пистолетов, — это условие союзников.

Сейчас он сделает все, чтобы отговорить кого бы то ни было сопровождать его. Он не может ручаться за безопасность этих людей, а в таком случае лучше не рисковать. Другое дело — он. У него выхода нет.

И адмирал поднялся: надо пройти бронепоезд от паровоза до последнего тамбура и каждому пожелать удачи. Имена почти всех в памяти.

Он распрямился, взглянул в зеркало — узкую полоску утолщенного стекла, зажатую так, чтобы не рассыпаться при залпах трехдюймовых пушек артиллерийских вагонов.

Даже недосыпания последних лет и почти сквозная бессонница последних месяцев не оказались в состоянии умерить смуглость адмирала. Он смугл и по-прежнему опрятен. Вот только френч несколько свободен, похудел адмирал — это заметно. Он улыбнулся, не раздвигая губ. Сжатый рот — это от необходимости прятать остатки зубов.

Он вспомнил, что ждет его, и вздернул подбородок. Этим жестом помимо желания дал понять себе, что не сломлен и по-прежнему готов к испытаниям.

Envers et contre tous…

Он нащупал платок с гильзой. Каждый раз при смене платка он наново завязывает ее в хитрое плетение морского узла.

— Слухи о моей кончине преждевременны, — бормотнул он и толкнул дверь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Огненный крест

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука