Женаты поневоле

- Ну, почему же, - протягивает он и поворачивается ко мне. Несмотря на улыбку, его глаза остаются серьезными. - Все бывает. Но мы умеем приходить к компромиссу и слышать друг друга. И я надеюсь, что так  будет дальше. Главное, что между нами нет равнодушия. А с остальным можно справиться.

Очередная поклонница Мирона что-то восторженно лепечет, а я думаю лишь о том, как бы не залепить этому нахалу еще одну пощечину. Все же нашел как вывести меня. 

Когда с интервью покончено, я почти на грани. Выдыхаю с облегчением, как вдруг подходит Валерий и заявляет:

- А теперь еще несколько снимков.

- Вы же сказали, что это все, - раздраженно возражаю.

- Простите, Варвара, замотался, упустил важный сет.

- Какой еще сет?

- В спальне.

Я шумно выдыхаю.

- Я совершенно точно помню, что ничего такого не предполагалось…

- Уверены? Просто это было на обратной стороне программы. Вы точно смотрели все? - Валерий предельно вежлив, и я сдаюсь. Понимаю, что если я сейчас начну упираться, в итоге пострадает он, если Лариса настучит отцу, что не все было проведено, как надо.

- Ладно, что надо делать?

- Проходите в свою гримерную, вас подготовят. Девочки уже ждут.

Мирон же выглядит совершенно спокойно и безмятежно. Словно его и не напрягает необходимость проходить через все это безумие. Или, может, он красуется и кайфует от того, что вокруг него трутся красивые девушки?

Эта мысль отдает какой-то горечью. Потому что в общем-то так и есть - мало кто остается равнодушным к харизме моего мужа. И это злит.

Меня переодевают в красивое неглиже, распускают прическу и делают макияж более естественным.

Ходить перед всеми в таком виде мне не улыбается. Поэтому я все же накидываю халат из того же комплекта и выхожу из комнаты.

Однако стоит мне подойти к постели, которую шикарно украсили лепестками роз, а вокруг создали приглушенное освещение, как ноги становятся ватными. 

Воспоминания о вчерашнем вечере тут же возвращаются, и мне стоит огромных усилий подойти ближе.

Мирон уже сидит там. В одним домашних брюках. Красивый и сексуальный. А вот я совершенно не чувствую себя так же.

Фотограф командует что и куда надо, расписывает позы и взгляды. А я опасливо кошусь в сторону Мирона. Что он задумал? Почему мне кажется, что все это не просто так?

И как только мы оказываемся слишком близко, внутри что-то щелкает - взгляд Адамиди меняется. В нем появляется странный блеск, а тени сгущаются. Почти как вчера вечером. Только разве что контроля чуть больше. 

- Да, вот так, - слышу голос фотографа, - обними чуть ближе. Вот так, идеально. 

Между нами остается всего несколько сантиметров. Сердце гулко стучит в груди, а пальцы подрагивают. Я вся словно струна. Напряжена до предела. Кажется, тронь, и бахнет. Сорвусь, хотя ведь почти смогла…

- Варь, давай перемирие? - тихо шепчет муж, когда наши лица оказываются не в фокусе камеры.

Недоверчиво смотрю на него. И тут чувствую, как его наглая лапища ползет вверх по бедру. Просто так. Не для фото.

- Ты зря не сказала, что ты не была ни с кем, - продолжает он. 

- Можно подумать тебя бы это остановило, - перестаю улыбаться.

- Возможно, - он морщится недовольно. Словно его раздражает моя несговорчивость. - Но мы можем попытаться снова.

В этот момент мне становится наплевать на то, что мы не одни, что идет съемка. Меня переполняет злость.

Придвигаюсь ближе, и Мирон, кажется, принимает это за знак согласия. Наивный.

- Если ты еще раз попробуешь залезть ко мне в постель, я тебя убью.

Судя по взгляду мое обещание он всерьез не воспринимает. - Только попробуй - слово даю.

После чего резко выворачиваюсь из его рук и, поднявшись на ноги, ухожу, наплевав на оставшиеся кадры. 

К черту. Если так нужно - пусть сами снимаются. Без меня.

- 24 Варя -

После злосчастной съемки мы с Мироном больше не общаемся. Он не лезет ко мне, я - к нему. Мы вообще словно существуем в разных плоскостях - утром муж уезжает на работу, возвращается поздно вечером. В комнату ко мне он больше не заходил ни разу. Но я не расслабляюсь. Уже усвоила, что Адамиди не сдается. И чтобы не оказаться больше беззащитной, как в прошлый раз, спрятала под подушкой нож. Так мне действительно было спокойнее. Потому что я совершенно не собиралась договариваться о перемирии с Мироном.

Чтобы как-то скоротать время все же занимаюсь подбором персонала. И теперь по утрам всегда есть вкусный завтрак, а значит, Мирон, к сожалению, не уходит голодный как раньше.

Рита - единственная, с кем я общаюсь. Можно было бы куда-нибудь поехать погулять, но нет желания. Меня угнетает, что приходится встречаться с Ларисой, что-то обсуждать и выбирать. Я будто позволяю кому-то другому прожить мою жизнь. И я бы рада сбежать, но, увы - папаша четко держит руку на пульсе. А в последний наш разговор, когда я снова заявила, что не хочу никакой церемонии, он окончательно меня добил - потому что стал шантажировать оплатой лечения мамы.

После этого у меня не осталось козырей против него.