Жена прокурора

Когда приезжаем, мне первым делом приходится кормить Миру смесью и укладывать ее спать. Она ожидаемо капризничает, нервничает. Ей не нравится купленная новая кроватка и вообще эта квартира. Она для нее чужая. Я даже думаю, что не получится поехать ни на какую встречу. Оставить Миру, когда она так плачет, я бы точно не смогла, но она неожиданно затихает, успокаивается и засыпает, а я с облегчением выдыхаю, перекладываю малышку в кроватку и выхожу к Амато.

– На эту тумбочку нужно купить силиконовый уголок, – указывает на тумбу в гостиной. – Мира пока не ходит, но, когда начнет, точно дотянется головой и поранится.

Амато раскрывает объятия, в которые я с готовностью окунаюсь. Крепко обнимаю его за шею, прислоняюсь щекой к сильной груди. Когда Амато рядом, все мои недавние мысли кажутся таким бредом. Он здесь, рядом, обнимает меня, заботится о моей дочери и любит меня. Вижу это в его взгляде. Он смотрит так, как я когда-то смотрела на Ярика. Влюбленно, с желанием, с ожиданием. Мне кажется, что, пока я не дала согласие выйти за него замуж, он не верил, что это когда-либо случится. Я долго сомневалась, думала, но когда мужчина предлагает твоей дочери свою фамилию и гражданство просто так, ни на что не надеясь, а потом еще и предлагает с ней посидеть, пока ты будешь решать свои дела, невольно думаешь, что обязана.

Согласилась я, конечно же, не поэтому. Не знаю, но в какой-то момент я поняла, что назад дороги нет. Что моя любовь к Ярославу пройдет, растворится, словно ее и не было. Сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что все правильно. Яр по-прежнему сосредоточен на работе. Сильный, независимый, серьезный. Я задумалась, стоит ли ему знать о дочери. Нужно ли ему это? Но в конце концов решила, что обязана сказать. В первую очередь потому, что это будет правильно.

– Я соскучился.

Амато обнимает меня за талию, прижимает к себе, гладит округлившиеся после беременности и родов бедра.

– Я тоже соскучилась, но мне пора.

– Уверена, что справишься одна?

– Уверена.

Дорога занимает не так много времени. Наверное, мне попался таксист, который неплохо знает город, поскольку у него не возникло никаких проблем с объездом пробок. По приезде меня тщательно проверяют, забирают телефон и смотрят сумку, что я привезла, чтобы передать папе. Что-то, что кажется им подозрительным, выкладывают и запрещают проносить. В итоге я беру лишь печенье и конфеты. Колбасу с хлебом почему-то отбирают.

Комната встреч довольно убогая. Маленькая, но чистая, что не может не радовать. Я аккуратно присаживаюсь за стол и жду. Осматриваюсь, пока отца нет. Здесь стоит небольшая кровать, есть еще одна дверь, не та, через которую мы пришли. Почему-то я думаю, что сюда приходят жены и девушки осужденных, и кровать здесь стоит не просто так.

Когда за моей спиной скрипит дверь, я едва держусь, чтобы не вскочить на ноги. С трудом заставляю себя медленно подняться и обернуться. Первое, что бросается в глаза – густая щетина, покрывающая родное лицо. Дальше – бледная кожа, хмурый безжизненный взгляд и почему-то кривая усмешка.

– Ну, здравствуй, дочка. Обнимешь папу?

Я подхожу к отцу, не задумываясь. Обнимаю. От него пахнет каким-то химическим веществом. Видимо, им стирают здесь одежду.

– Так долго не появлялась, – хмыкает отец, когда садимся за стол. – Построила новую жизнь в своей Италии.

– Я…

– Да ладно, – отмахивается. – Правильно сделала. Нечего тебе тут делать, так что и вернулась ты зря. Ты же навсегда хочешь?

– Навсегда.

– Зря. У тебя ведь хорошо все было в Италии. Муж, дочка. Решила не привозить внучку знакомить с дедушкой?

От этих слов перехватывает дыхание, а в горле царапает ком.

– Ты знаешь?

– Знаю, конечно. Ты что, думала, я из-за осуждения о дочери забуду? Мне все докладывали.

Папа не обвиняет меня, но я почему-то вижу в его взгляде щепотку осуждения. Он может говорить что угодно, но его сильно задевает тот факт, что я не приезжала, хотя он сам просил этого не делать, но я и не напрашивалась, не настаивала. Нет и нет.

– А…

Я не знаю, как спросить о Барсеневе. Какова вероятность того, что он уже знает?

– Ярослав не имеет ни малейшего понятия, – хмыкает отец. – Как я тебе и говорил – ты была ему не нужна. Так, временное развлечение. Уехала, и он о тебе забыл.

– Это теперь неважно, – стараюсь говорить ровно, чтобы показать отцу – его слова ни капли меня не задевают. – Главное, что он не знает о дочке.

– Мирослава, да? – папа спрашивает, но я уверена, что он и так прекрасно знает.

– Да.

– Милая девчушка. Я видел фотографии пару месяцев назад. Совсем кроха и похожа на тебя.

– Хочешь посмотреть новые снимки? У меня есть парочка сегодняшних.

Я лезу в карман, а потом вспоминаю, что телефон у меня отобрали на входе. Идти на свидание с ним почему-то нельзя, хотя в интернете я читала, что это не запрещено, просто у каждой тюрьмы свои правила.

– Прости.

– Ничего, дочка, скоро я смогу встретиться с внучкой и даже на руках ее подержать.

– Мира маленькая, пап… Я не уверена, что приводить ее сюда – хорошая идея.