– Что ж, это известие огорчило всех нас, правда. Большой удар для всей округи. Трипп сейчас в таких
И снова я ничего не говорю.
Я просто смотрю на Эмили с вежливым выражением на лице. Наконец она вздыхает и говорит:
– В любом случае, если Эдди завел собаку, возможно, это признак того, что он пытается жить дальше. Похоже, он оправился от горя быстрее Триппа, но Эдди и не зависел от Беа так, как Трипп от Бланш. Клянусь, тот парень не мог и в туалет сходить без разрешения Бланш. Эдди с Беа так себя не вел, но, бог свидетель, ее смерть его подкосила.
Темные волосы Эмили скользят по лопаткам, когда она поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня.
– Он был без ума от нее. Мы
Я сглатываю горечь, вспоминая фотографию Беа Рочестер, увиденную мной на ноутбуке. Она была ослепительно красива, но и Эдди – привлекательный мужчина, гораздо красивее большинства здешних мужей, так что неудивительно, что они составляли прекрасную пару.
– Думаю, это была очень большая потеря, – произношу я.
Эмили наконец-то отпускает меня и собак, помахав рукой.
– Меня может не быть дома, когда ты вернешься, так что просто закрой их в клетке в гараже.
Я вывожу Майора и Полковника на прогулку и, конечно же, по возвращении не обнаруживаю на месте внедорожника Эмили. Крохотные пушистые тельца собак дрожат от возбуждения, пока я запираю их в клетке. Майор и Полковник самые маленькие из всех, кого я выгуливаю, и они, как мне кажется, меньше всего получают удовольствие от физических нагрузок.
– Разделяю ваши чувства, ребята, – говорю я им, задвигая щеколду и глядя, как Майор забирается в собачью постель, которая стоит больше, чем я зарабатываю за пару недель.
Вот почему я не испытываю больших угрызений совести, снимая с его ошейника серебряный собачий жетон и пряча его в карман.
– Ты до сих пор не внесла свою половину арендной платы.
Сидя на диване, я поднимаю взгляд. Я вернулась домой всего десять минут назад и надеялась, что сегодня мы с Джоном разминемся. Он работает офис-менеджером в местной церкви плюс состоит в Молодежном музыкальном служении, что бы это ни значило на самом деле, – я никогда не была ярой прихожанкой, – и его график, к моей досаде, постоянно меняется. Это далеко не первый раз, когда я возвращаюсь домой и сталкиваюсь с Джоном на кухне, и вот он стоит, прислонившись бедром к тумбе, с моим йогуртом в руке. Он постоянно съедает мои продукты, сколько бы я ни подписывала их своим именем или где бы ни пыталась спрятать их в нашей, по общему признанию, крошечной кухне. Такое впечатление, словно в этой квартире нет ничего лично моего, поскольку Джон поселился в ней первым, а потом уже разрешил и мне пожить здесь. Он без стука распахивает дверь моей спальни, пользуется моим шампунем, ест мою еду, «одалживает» мой ноутбук. Джон тощий и низкорослый, какой-то недомерок на самом деле, но иногда мне кажется, что он заполняет собой все пространство на наших общих шестидесяти пяти квадратных метрах.
Еще одна причина, по которой я хочу выбраться отсюда.
Проживать с Джоном я планировала лишь временно. Было рискованно возобновлять общение с кем-то, кто знал мое прошлое, но я решила, что могу использовать квартиру Джона как перевалочный пункт на месяц или, на худой конец, на полтора, пока не решу, что делать дальше.
Но с тех пор прошло полгода, а я по-прежнему живу здесь.
Сняв ноги с кофейного столика, я встаю и роюсь в кармане в поисках пачки двадцаток, которую сунула туда днем после посещения ломбарда. Я не всегда сбываю с рук добытое – в конце концов, сами по себе деньги никогда не имели для меня значения, – мне больше приносит удовольствие
Сунув деньги в свободную руку Джона, я притворяюсь, что не замечаю его попытки задержать мои пальцы в своей ладони. Я – еще одна вещь в этой квартире, которую Джон присвоил бы при первой возможности, но мы оба делаем вид, что не знаем этого.
– Как продвигается дело с выгулом собак? – спрашивает Джон, когда я возвращаюсь на наш унылый диван.