Жена напрокат

Смотрите-ка, какие мы нежные. Тоже переворачиваюсь на бок. И точно так же — спиной к нему.

Глава 41

Просыпаюсь оттого, что на лицо попадает луч света. И как я ни пытаюсь поменять позу, он всё равно дерзко метит прямо в глаз.

С пола доносится лёгкое похрапывание, и я вдруг вспоминаю, что лежу в спальне, в доме отца моего босса, моего фиктивного жениха. А сам суженый спит на полу, так как мы поссорились из-за моей лжи о нежелании поцелуя.

Шлепнув себя по лбу, не могу сдержать стона. Эта катавасия никогда не закончится.

Думаю пробраться в ванную и привести себя в порядок, заодно напялить худи с пчёлкой и самолично перемерить все хозяйские шорты, но в этот момент в дверь «нашей» спальни стучат.

— Эй, голубчики, хватит дрыхнуть. Солнце уже встало, пора колоть дрова и мариновать мясо, — слышится из коридора.

Я с ужасом узнаю голос хозяина дома. Подрываюсь на подушках.

— Герман Игоревич! Ваше превосходительство! Эй, великий князь Белозерский. Там ваш папа!

Он продолжает сопеть в две дырочки, и я запускаю в него подушкой.

— Пожар! — рычу я, и Герман наконец-то просыпается.

— Где? Что? Как? Сколько стоит? — качая головой, протирает глаза.

— Дорого, Герман Игоревич, даже у вас денег не хватит.

Шум в коридоре не утихает. Вот приспичило его папочке проникнуть к нам спозаранку.

— Ну где вы там, молодёжь?! Кто рано встаёт, тому бог подает! У вас ещё вся жизнь впереди, наобнимаетесь вдоволь. Уважьте старика!

Хитропопый какой. Хочет глянуть, как у нас дела обстоят. Вот зачем это ночное барбекю после помолвки. Услышав голос отца, Герман, встрепенувшись, забавно пучит глаза. И главное, руками машет в сторону двери.

— Что это значит? — перехожу на шёпот. — Мне пойти и выгнать его? Заставить замолчать? Сделать вид, что мы умерли во сне? Выпрыгнуть в окно? Спрятаться под кроватью? Что мне делать, босс?

Белозерский принимает бескомпромиссное решение.

— Двигайся.

— Зачем?

С ним я регулярно тормознутее, чем обычно.

Белозерский встаёт, сбрасывая одеяло, идёт ко мне. И только сейчас я замечаю, что на нём уже нет ни рубашки, ни брюк — только боксеры и дорогущие часы супермодной фирмы.

Э-э-э. Это как? Липну к нему взглядом.

Точно помню, что он укладывался при полном параде. Я так крепко спала, что не заметила его полное оголение? Впрочем, это уже неважно, потому что он прекрасен. Такой стройный, спортивный, мускулистый, капельку загорелый, в нужных местах волосатый и хорошо одарённый природой.

А ещё он лезет ко мне.

— Милая, — с нажимом, — я говорю тебе двигаться, а не пытаться меня загипнотизировать. Всё равно я не скажу всей правды, у меня иммунитет к подобного рода состояниям и всякого рода внушениям.

Злюсь, резко нахмурившись. Не люблю, когда меня ловят за подглядыванием.

А Белозерский закидывает плед и покрывало за кровать. Хватает подушку, залезает под моё одеяло и жмёт меня себе под мышку. Потом поворачивается.

— Так не пойдёт.

— Это ещё почему?

— Никто не спит в халате рядом с любимым мужчиной. Ты похожа на вечно мерзлявую бабульку в период межсезонья и отсутствия отопления. Снимай немедленно.

— Не-е-ет, — ругаюсь с ним шёпотом, — у меня там ничего нет.

Но сопротивление бесполезно. И мы как никогда близки к провалу. Поэтому скрепя сердце я сдираю с себя махровую ткань и, резко потянув одеяло к носу, бросаю халат туда же, где валяется Германов плед.

Он кладёт мне руку на голое плечо и аккуратно наглаживает. Мы в ссоре, и эти движения совершенно неуместны. Тоже мне пароотпариватель на минималках. Но выбора нет.

Стыдоба неописуемая. Мы, конечно, помолвлены. Технически, для всех, мы помолвлены по-настоящему. И ничего такого нет, что мы обнимаемся в постели, но щёки традиционно покрываются пятнами.

— Отец, заходи! — разрешает Герман, и я теснюсь к нему, решая, что так безопаснее.

Отец широко улыбается, впуская в спальню горничную с подносом. Та ставит у изголовья кровати деревянную подставку на резных ножках. На ней маленький букетик, варёные яйца, две чашки чая и круассаны.

— Доброе утро. Ух ты, сервис, — скалюсь, хлопая тритона по руке, намекая, что пора заканчивать этот запретный массаж.

Но моего босса это совсем не колышет.

— Мы с твоей мамой по молодости тоже любили заниматься «этим» утрами, так сказать, на свежую голову.

— Чем заниматься? — в первый момент не врубаюсь я.

Потом по хитрой физиономии тритона я понимаю, о чём конкретно идёт речь, и едва не грохаюсь в обморок по новой. Срамотища убогая эти богатые распущенные мужики.

— Знаете, ребятушки, когда Герман объявил, что вы пара, я отнёсся к этой новости крайне скептически, но сейчас вижу, что вы прям нашли друг друга.

Вся ситуация смущает, и это, конечно, полное позорище, но меня, кроме всего прочего, беспокоит нечто упирающееся мне в бедро. Слегка отодвигаюсь. Герман смеётся. Его батя меня разглядывает.

— Отличный выбор, сын. Она у тебя такая аля натурель. В общем, домработницы и водители не справляются, поэтому завтракайте и спускайтесь вниз. Будем шашлыки мариновать.

Батя уходит, а мы остаёмся. Молчим.

— Только попробуйте устроить диверсию, босс, — бурчу, имея в виду то, что у меня нет одежды под одеялом.