Жена моего отца

Ещё и Астахов вдруг пропал. Это вовсе не похоже на него, чтобы он просто так взял и отступился. Скорее всего, зная, его, он как тигр притаился и ждёт момента, чтобы напасть. Я под охраной постоянно. Артур ничего не сказал по этому поводу, но охрана по периметру дома на улице была усилена, а с нами стал ездить ещё один охранник, более молодой и крепкий, чем привычный водитель. Сам же Артур тоже вовсе не простой смертный, к которому так легко подобраться. Если уж Женя и нанесёт удар, то он будет серьёзный и хорошо спланированный. На мелочи он размениваться не станет, ведь он тоже не последняя личность в нашем городе. Рисковать своей репутацией ради мелкой рыбешки и гадости не в его стиле. Поэтому это молчание и бездействие скорее пугало, чем позволяло расслабиться и забыться.

Днём позвонил Артур и сказал, что Свету заберёт сам, и скоро они будут дома. Что-то мне не понравился его тон, хоть ничего больше по телефону он мне не сказал. Тем более, когда это такое было, чтобы Багров отложил все дела и поехал в гимназию за сестрой днём? Не иначе, как что-то произошло. А когда девочка и мужчина приехали, я поняла, что моя интуиция не подвела.

Света, утирая слёзы, пронеслась торпедой мимо меня и убежала наверх, как всегда громко хлопнув дверью своей комнаты. Артур устало снял пиджак и уселся рядом со мной на диван.

— Что случилось? — спросила я с тревогой. — Почему Света опять плачет?

— Оказалось, что у неё есть поводы плакать ещё, помимо нас с тобой, — отозвался он, подперев подбородок рукой. — Нам придётся перевести сестру в другую школу.

— А в чём дело?

— Одноклассники над ней издеваются, — вздохнул Артур. — Сегодня она подралась с одной из девочек.

— Подралась? — в шоке переспросила я.

Света? Подралась?! Никак не могло это уложиться в голове.

— Представь себе. А знаешь, почему?

— Почему?

— Из-за нас с тобой.

— Как это? — с непониманием уставилась на него.

— Ты думаешь, если они дети, то ничего не понимают вокруг и не слушают сплетни своих родителей? — посмотрел на меня мужчина. — Они судачат прямо при своих отпрысках, что мачеха Светы спуталась с её старшим братом, и как выразилась та девочка, которая и поймала от Светки пинка, «трахается с ним, потому что молодой и красивый, не то, что старый папа».

Нервно глотнула. Неужели дети знают такие слова? И действительно понимают и запоминают подобную грязь?

— Откуда ты знаешь, как именно она сказала? — спросила я. — Может, утрируешь?

— Нет, Ир. Я сам слышал. Классный руководитель Светланы вызвал меня для диалога именно по данному вопросу. Поэтому я так рано оставил офис и поехал в гимназию. А тут эта сцена некрасивая. Директор требует исключить Свету. И я договорился, что мы пока возьмём больничный и переведём её в другую школу. Слишком много сплетен вокруг, ребёнку там будет тяжело продолжать учиться.

Бедная девочка… Вот почему она никак нас не может простить — одноклассники просто травят её. Вот почему она вся на нервах и в слезах довольно часто. Подруг у малышки и без того не было, а теперь ещё все и издеваются…

— Да, — кивнула я, вставая с дивана. — Думаю, ты прав. Поищи для Светы другую школу.

— Я уже этим занимаюсь.

— Спасибо, Артур.

— Ты куда, Ир?

— Пойду к ней. Ей плохо.

— Она не пустит тебя. Дина пошла уже.

— Значит, под дверью буду сидеть — твердо сказала я и направилась к лестнице.

Наверху обнаружилось, что Дину тоже не впустили. Подошла к двери и молча посмотрела на темноволосую девушку, в растерянности топчущуюся у двери.

— Не пускает? — спросила её.

— Не-а, — покачала она головой. — Кричит, чтобы уходили все.

Вздохнула, решительно распахнула дверь и вошла. Пусть хоть бьёт меня, но я зайду. Девочка сидела на кровати, поджав под себя ноги и опустив голову. Прошла по ковру и аккуратно села рядом.

— Светуль, мне очень жаль, — сказала я тихо. — Ну почему ты не сказала нам, что тебя обижают?

Девочка подняла на меня заплаканные голубые глаза. Секунду она смотрела на меня, а потом вдруг кинулась на грудь, прижалась и снова заплакала. Немного оторопела от её реакции, но тут же собралась и стала гладить её по светлым косичкам.

— Тебе тяжело, милая. Я знаю. Поплачь. Я пожалею тебя. Знаешь, мне ведь тоже тебя очень не хватало.

Я понимала её. Она не могла простить нас. Но от одиночества и боли уже просто устала, и невольно тянулась к тому, от кого всегда получала больше тепла и заботы, чем от других — ко мне.

— Ира, ты любила папу? — спросила она, когда истерика утихла.

Глаза такие серьёзные. Она готова к диалогу и хочет знать правду. Она имеет на это право, и я буду искренна настолько, насколько вообще умею, чтобы не потерять доверия ребёнка снова.

— Да, малыш. Любила.

— А Артура?

— Артура тоже люблю.

— Одновременно?