Сейчас он в своей миролюбивой заботливой ипостаси. Но я, как мембрана, подозрительно ловлю от него каждую эмоцию. Как показывает опыт это может мгновенно измениться.
Барсик, играясь цепляется когтями за гобелен на стене.
— Нет, Барс, — воспитывает его Дэм. — Это ценная вещь. Нельзя.
Отцепляет аккуратно когти.
Давай, Злата, попроси его уйти. Язык не поворачивается. Человек мне завтрак принес… Это всë ненормально.
— Да? — отвечает на звонок по телефону, ломая опять мои планы — выставить его.
— Нет. Нет, мы не работаем с воздушным сообщением. Это невыгодно. Если я начну отправлять алюминий самолетами, он будет стоить как золото. Для этого есть морские перевозки.
Говорит резковато, уверенно, взгляд застывает в пространстве. Неволей засматриваюсь, заслушиваюсь… Красивый, умный, хваткий. Завидую его жене, женщине, в которую он по-настоящему влюбится! Таким можно гордиться. Но вряд ли такие мужчины умеют любить.
— Мне гораздо интересней рынок сбыта Казахстана, Кореи… — переключается он на другую тему. — Да. По прокату профиля… как называется комбинат близ Сеула? Govsong… Govsong… Вылетело!
— Govsong Propeil, — на автомате добавляю я.
В той подшивке, что Демид давал моему мужу был этот комбинат.
— Да! Govsong Propeil, — с удивлением прищуривается, пытливо разглядывая меня.
А потом опять отвлекается на разговор. Мой аппетит, видимо на нервной почве, опять решает взять власть, и, не осознавая, я тянусь за последней гренкой, сглатывая слюну. Хруст приводит меня в себя. Я что ем опять?! При нëм. Ну, отлично…
Скидывает вызов.
— Было вкусно, — поднимает он бровь.
Киваю.
— Я очень рад. Может быть, хочется еще чего-то?
Рассеянно опускаю глаза на столик. В фантазии тут же вырисовывается соленый помидор. Сочный, с надорванной шкуркой, налипшей на него веточкой укропа. И челюсти та-а-ак сводит… Практически ощущаю, как солено-кислый пряный вкус наполняет мой рот. По коже идут мурашки! Я готова что угодно сейчас отдать за этот помидор!
Жадно сглатываю, облизывая губы. Господи, я превращаюсь в желудок! Говорят, это бывает, когда отпускает токсикоз. Очень надеюсь, что он позади!
— Что принести? — требует Демид.
— Внизу есть томаты? — решаюсь я.
— Свежие? — дергается уголок его губ.
Отрицательно кручу головой. Чувствую, как лицо заливает кровью.
— Найдëм.
В дверях комнаты он сталкивается с Тишей.
— Ого! Это чей? — чешет Тиша котенка между ушами.
— Ваш.
— Классный! Это же мейкун! Можно подержать?
— Скоро верну. Подержишь.
Демид уходит.
— Замкни дверь, — прошу я Тихона.
И когда он поворачивает замок со вздохом облегчения сползаю в горизонтальное положение. Подпрыгивая, Тиша приземляется рядом. Кровать качается.
— Аккуратнее!
— Тошнит?
Перелазит через меня, ложась на ноги, стаскивает розетку с остатками желе. Доедает.
— Дэм в тебя влюблен.
— Бред! — выстреливаю я тут же, напрягаясь. — Он… Нет, — качаю головой.
От этой мысли мне горячо, больно и обидно. От неловкости начинаю нести что-то бессвязное.
— Я беременная вообще-то! Он просто…
Тиша скашивает на меня глаза.
— Не от него, случайно?
— Ты чего — дурак?! — взвиваюсь я.
От возмущения губы трясутся.
— А жаль… — вздыхает он. — Всем бы было лучше.
— Уходи!
Кладу ладонь на живот, пытаясь защитить ребенка. И первый раз, наверное, остро чувствую, что он там есть. Обидно!
Подлизываясь, Тиша подкатывается под бок.
— А там девочка или мальчик?
— Не знаю.
— А когда родится?
— К лету, — зажмуриваюсь я.
К лету!!!
— И как назовем?
Пожимаю плечами.
— Давай, как родителей? Вдруг, реинкарнация существует? И мы будем воспитывать маму или папу.
— Ладно. Давай, как родителей, — вздыхаю я, взлохмачивая его шевелюру.
— Класс… А кот откуда?
— Демид подарил.
— Пф! — закатывает он глаза. — Бред, да?
Луплю по нему в чувствах подушкой. Не сыпь мне соль на рану!
Глава 30. Рокировка
Повар сервирует красивое блюдо с томатами, оливками, каперсами…
— Нине Андриановне нельзя солёное, — наблюдает из кресла Наталья.
— Я знаю. Это не для неë.
Наша домработница слегла с вирусом, и я попросил её не появляться пока. Повару на кухне помогает Наталья. Мою руки, боковым зрением вижу, как она стаскивает из банки соленый огурец. Хрустит. Если бы не категорическое отношение отца к этому, можно было бы заподозрить, что тоже беременна. Но он не желает иметь больше иметь детей. Генетики прогнозируют ему патологии на фоне терапии, которую он систематически проходит тайком от семьи. Но я видел счета. Тактично помалкиваю. Это его выбор — не сообщать об этом.
— Пытаешься ублажить мою жену? — заглядывает на кухню Родион.
— Пытаешься вынести сор из избы? — стреляю глазами на посторонних.
Идиот!
Повар делает вид, что не слышит, Наталья — что читает что-то в телефоне. Родион проходит мимо, открывает холодильник.
— Беременные женщины прощают своих мужей, — негромко. — Без вариантов. Можешь не трудиться со своей заботой.
— Только если им некуда деваться, брат. Или, если они без памяти любят, — также негромко отвечаю я. — Какой из этих случаев ваш?