Иван Степанович Муромцев собирался на традиционную еженедельную игру в шахматы к своему приятелю и, можно сказать, покровителю в политических кругах, помощнику министра экономики Глушкову Марлену Афанасьевичу. Муромцев подошел к зеркалу, осмотрел собственное отражение и досадливо поморщился. Ему и самому поперек горла был этот мешковатый «солидный» пиджак и седой чуб, по-казачьи спадавший на перечеркнутый морщинами лоб. Но ничего не попишешь, Марлен Афанасьевич был представителем старой гвардии, бывший партийный бонза, раз и навсегда усвоивший, что является «приличным видом» для человека, стремящегося к активной политической деятельности. Иван Степанович же дорожил поддержкой старого функционера, умело и ловко продвигавшего новоявленного депутата, потому и вынужден был на старости лет сменить имидж.
Настали новые времена, понимал Муромцев. Десять лет назад он мог позволить себе зваться Ванькой Муромцем, носить белые брюки с двубортным пиджаком, оставлять на голове аккуратный бобрик седеющей щетины, селить случайных любовниц в белокаменных виллах на Лазурном Берегу и безжалостно расправляться с конкурентами по понятиям. Теперь все переменилось: бывшие бандиты в спешном порядке легализовывали криминальный бизнес, подчищали активы и ковали себе новую репутацию. Муромцев и сам сменил приблатненные повадки на былинную неспешность, замирился с женой и выглядел теперь для избирателей солидно и пристойно, как и подобало депутату и кандидату в губернаторы Самарской области.
Вот только старый друг и компаньон Чернецкий не желал отказываться от былых привычек. И Ивану Степановичу не раз уже намекали старшие товарищи, что совместный бизнес с этаким Аль Капоне российского разлива не играет ему на руку. Марлен Афанасьевич, например, некогда помогавший им с Мишей в бизнесе и добившийся отмены государственных контрактов на поставки алюминия, что сделало их с Мишей местными алюминиевыми королями, теперь не скрывал своего негативного отношения к старейшему компаньону Муромцева и открыто говорил о том, что для успешной политической карьеры Ивану нужно разорвать все связи со своим дружком, известным нежной дружбой с ворами в законе и прочими криминальными авторитетами.
«Легко сказать – разорвать все связи», – пожевал губами Муромец. А как это сделать, если они всеми заводами владеют на паях. Уж сколько раз он предлагал Мише выкупить у него свои пакеты акций. Но Чернецкий не желал выпускать из рук кровью добытые предприятия. Даже, наоборот, все чаще призадумывался о том, чтобы скупить по стране еще несколько небольших заводов и один металлургический комплекс на территории Украины. А рычагов давления на него у Муромца не было – слишком уж большим человеком в российском бизнесе стал его давний дружок, никто не посмел бы пугать или шантажировать одного из крупнейших и опаснейших олигархов.
Поправляя перед зеркалом галстук, Муромцев вспомнил тот недавний разговор с Марленом Афанасьевичем, который состоялся в отделанном деревянными панелями кабинете Глушкова, в его загородном доме на Николиной Горе. Марлен Афанасьевич, крупный, одышливый старик, в костюме-тройке коричневого цвета, посопев, передвинул на полированной доске шахматную фигуру, пожевал губами и проговорил:
– Итак, что там с этим твоим компаньоном? Говорил с ним? Предлагал отступного?
Иван Степанович нарочито повздыхал, подергал себя за начинавший оплывать подбородок:
– Не соглашается он акции продавать. Я ему пятьдесят миллионов долларов в качестве первого платежа сулил – ни в какую. Ему не деньги важны, а власть. Мальчишка он, понимаете, как ребенок: в солдатики свои еще не доиграл – никому не отдам!
– А если надавить на него? – насупил брови Марлен Афанасьевич. – Сфабриковать какое-нибудь дело о хищении. Ммм?..
– Да уж кумекал я, – отчаянно развел руками Муромцев. – Да кто ж на это пойдет? Я и с прокурором перетирал… Все боятся, всех Миша за яйца держит.
– Н-да… Дело даже не в том, что он на паях с тобой владеет заводами… этими, как их?.. Цветметстрой и что там еще… Дело в том, что люди будут говорить, понимаешь. Почему у нас губернатор ведет дела с каким-то уголовником? И ведь какой упрямый, подлец, предлагают ему слиться по-хорошему – не желает!
– Да, Марлен Афанасьевич, так и есть, – скорбно заключил Муромцев. – Ну, а что делать? Всегда остается вероятность, что кто-то что-то раскопает.
– Не должно быть такой вероятности! – стукнул кулаком по столу Глушков. Полированные деревянные фигуры подпрыгнули, тонкий стакан с чаем звякнул о серебряный подстаканник. – Ты, Ванька, в политику лезешь, на губернаторское кресло метишь, а правил соблюдать не хочешь. Это несерьезно, друг мой ситный… Давай решать, Муромцев, друг ты мой хороший, давай решать.