Жена-девочка

— Не со мной. Я полагаю, недоразумение произошло между ним и молодой леди. Действительно, она дала ему предыдущее обязательство, которое не было записано в ее карточке. С моей стороны — я не имел никаких претензий к молодому господину — абсолютно никаких — даже не заговорил с ним.

— И все же ты глядел на него со злобой, так же, как и он на тебя. Я подумал, что ты собираешься столкнуться с ним, так же, как и он с тобой.

— Ай-ай, он меня лучше понял, — так же, как и тот господин.

— Значит, ты знавал его и прежде?

— Чуть-чуть, совсем немного — много лет тому назад.

— В стране, откуда ты родом, наверное? Он, кажется, англичанин.

— Нет, ничего подобного. Он проклятый ирландец.

Уши Майнарда загорелись.

— Что же было с ним много лет назад? — спросил более молодой знакомый Свинтона, которой не уступал в любопытстве своему старшему товарищу.

— Что было с ним? Ай-ай, дружище, ничего, абсолютно ничего.

— Никакого занятия или профессии?

— О да; когда я знавал этого господина, он был лейтенантом в пехотном полку. Один из самых бесполезных людей в корпусе, насколько я знаю. Мы бы такого в свой полк не приняли.

Пальцы Майнарда нервно задергались.

— Конечно, нет, — продолжила «важная персона». — Я имею все основания, джентльмены, так полагать, потому что являюсь гвардейцем — гвардейцем ее величества гвардии драгунов.

— Значит, он служил у вас в одном из полков, сформированных до начала мексиканской войны. Вы знаете, почему он оставил службу?

— Хорошо, господа, хоть я и не привык болтать об инцидентах, случившихся с моими сослуживцами. Я обычно осторожен в таких вопросах, очень осторожен.

— О, конечно, довольно об этом, — откликнулся задавший вопрос. — Я потому только спросил, что мне кажется немного странным: офицер нашей армии вынужден оставить службу.

— Если бы мне было известно хоть что-нибудь похвальное об этом господине, — продолжил гвардеец, — я был бы счастлив сообщить вам об этом. К сожалению, ничего хорошего я вам сказать не могу. К большому сожалению, ничего.

Мускулы Майнарда, особенно на правой руке, сильно напряглись. Совсем немного требовалось для того, чтобы он вмешался в беседу. Еще одной подобной реплики было вполне достаточно, и, к сожалению для себя, мистер Свинтон ее произнес.

— Все это правда, джентльмены, — сказал он; обилие выпитого, очевидно, лишило его возможности соблюсти свойственную ему предосторожность. — Правда в том, что господин лейтенант Майнард, или капитан Майнард, как я полагаю, не сам ушел в отставку — его изгнали из британской армии. Что конкретно произошло, я не знаю, но знаю, что это правда.

— Это ложь! — закричал подошедший Майнард, резким движением снял перчатку со своей руки и полоснул ею по щеке клеветника. — Это наглая ложь, Дик Свинтон! И если вы не опровергнете это, как надлежит вам сделать, вы будете способствовать распространению ложных слухов. Никогда не было того, о чем вы говорите, и вы это знаете, негодяй!

Щека Свинтона стала белой, как перчатка, которой его ударили; но это было скорее проявлением трусости, чем гнева.

— Ай, действительно! Так вы были здесь и все слышали, Майнард! Хорошо, хорошо… я же и сказал, что это неправда. А вы назвали меня негодяем! И ударили меня своей перчаткой!

— Я повторю эти слова и снова ударю вас. Я плюну вам в лицо, если вы не возьмете свои слова обратно!

— Взять свои слова обратно!

— Да! И довольно разговоров! Я даю вам время, чтобы вы взяли свои слова обратно. Моя комната номер 209, на четвертом этаже. Я надеюсь, что вы найдете друга, которому не составит труда подняться ко мне. Вот моя визитка, сэр!

Свинтон взял визитную карточку дрожащими пальцами. В то же время соперник, презрительно взглянув на него и его дружков, подошел к противоположной стойке бара, хладнокровно допил свой стакан и без единого слова пошел к лестнице, ведущей наверх.

— Ты встретишься с ним, не так ли? — спросил старший из компаньонов Свинтона.

Это был не очень корректный вопрос, но, судя по всему, человек, его задавший вообще не беспокоился о деликатности.

— Конечно, конечно, — ответил ему гвардеец ее величества конной гвардии, не обращая внимания на бестактность. — Проклятый осел, свалился на мою голову, тоже мне! — продолжил он, размышляя. — Я здесь чужой, нет у меня друзей…

— О, об этом, — прервал его Лукас, хозяин собаки-ньюфаундленда, — не беспокойся. Я буду счастлив быть твоим секундантом.

Человек, с такой готовностью предложивший свои услуги, был самым что ни на есть отъявленным трусом, которого только можно было найти в этой фешенебельной гостинице, — разве что Свинтон мог с ним сравниться. Лукас и сам был заинтересован в дуэли с капитаном Майнардом, но рассудил, что безопаснее оставаться на вторых ролях.