Доктор разложил на столе результаты обследования, включил подсветку экрана и положил на него рентгеновский снимок. Чиро с удивлением разглядывал переплетение серых теней – свои внутренности, не имея ни малейшего представления, что здесь видит доктор.
– Это я? – спросил Чиро.
– Это ваш позвоночник.
На рентгеновском снимке череда позвонков напоминала нить черного жемчуга.
Доктор указал на затемненные области:
– Ваша проблема здесь. – Он обвел черноту на снимке ластиком карандаша. – Это темное пятно – опухоль. Она небольшая, но это рак.
Доктор Ренфро убрал снимок позвоночника и положил следующий. Легкие Чиро на нем были словно черные кожаные мехи, какими он раздувал огонь на монастырской кухне.
– Мистер Ладзари, во время войны вы подверглись действию иприта.
– Но у меня не было ожогов, как у других солдат! – У Чиро перехватило горло.
– Совершенно верно, но этот вид рака очень коварен. У горчичного газа, который вы вдохнули, очень длительный инкубационный период, обычно от десяти до двенадцати лет. Яд постепенно вызывает ожоги на клеточном уровне, меняющие саму природу клеток. Я могу показать вам…
– Нет-нет, спасибо, дотторе, я увидел достаточно.
– У нас есть несколько перспективных методов лечения, – с энтузиазмом начал молодой доктор.
– И сколько времени они мне подарят?
– Трудно сказать, – признался доктор Ренфро.
– Десять лет?
– Нет, нет, не десять.
– Значит, мне осталось очень мало.
– Я этого не сказал. Но прогноз неблагоприятный, мистер Ладзари. Думаю, вам стоит пройти курс лечения.
– Опираясь на все, что вы знаете, после того как сегодня изучили мое тело вдоль и поперек, у меня есть хотя бы несколько месяцев?
– Примерно год, – тихо ответил доктор.
Чиро встал, надел пальто, затем шляпу. Протянул руку доктору:
– Спасибо, дотторе.
– Я пошлю свой отчет доктору Грэму.
Чиро занял свое место в поезде, идущем на север, в Дулут. Глядя в окно, он наблюдал, как равнины Южной Миннесоты в сумерках становятся чернильно-синими. Почему-то – хоть сам Чиро считал это глупым, – если при свете дня он как-то справлялся с плохими новостями, то в надвигавшейся тьме мысли о печальной правде вызывали панику. Поезд шел слишком медленно. Чиро хотелось поскорее попасть домой, к упорядоченной, осмысленной жизни. Он не знал, как сообщить обо всем Энце, и совершенно не представлял, как сказать Антонио.
Будто объявился старый враг, сидевший в засаде. Чиро думал, что давно похоронил в памяти все следы Мировой войны и ужасы, которым был свидетелем. Он чувствовал, что доктор Ренфро мог часами говорить на свою коронную тему, но Чиро не интересовали бесчисленные вариации отравления горчичным газом. Как и на самой войне, единственное, что было важно, – это исход. Оказалось, что война не отпустила его, просто дала краткую передышку. Энца излечила его душу. Но не тело.
Поднявшись по ступеням своего дома, Чиро ослабил узел галстука и вдохнул аромат шалфея и сливочного масла. Из кухни падал свет, Энца что-то негромко напевала. Чиро прислонился к стене, не решаясь войти, зная, что вот-вот разрушит покой жены. Так он стоял несколько минут, не осмеливаясь зайти и посмотреть в глаза Энце и Антонио.
Энца, уловившая шум из передней, выглянула из кухни.
– Чиро!
Она вышла, вытирая руки кухонным полотенцем. В этот миг Энца была красивее, чем даже в день их свадьбы: новое платье, которое она недавно сшила сама, – темно-синее в белый горошек, простого фасона, с длинным рукавом и на застежке спереди, волосы подобраны кверху, открывая разрумянившиеся щеки.
– Что сказал доктор? – спросила она.
– У меня рак. Они говорят, что я заработал его на войне, надышавшись горчичным газом. – Сказав правду, Чиро словно лишился остатков сил. Он пошатнулся, ухватился за спинку стоявшего в прихожей стула.
Энца потрясенно молчала. Ужасные новости застали ее врасплох. Целый день она читала «Розарий» с чувством полной уверенности в поддержке – после утверждений доктора Грэма, что беспокоиться совершенно не о чем.
Она обняла мужа. Чиро был весь в поту, кожа холодная, липкая, точно смерть уже дышала совсем рядом.
– Нет, – только и смогла вымолвить Энца и заплакала.
Чиро долго прижимал ее к себе, вдыхал исходящий от ее волос аромат свежего сена, а она прятала лицо у него на груди.
– Где Антонио?
– На баскетбольной тренировке.
– Как думаешь, мы должны ему сказать?
Энца провела Чиро на кухню, налила ему стакан вина, второй – для себя. Как и всегда в критической ситуации, Энца взяла себя в руки первой. Она уже не плакала, полная решимости бороться с бедой. Но в душе у нее бушевали отчаяние, страх и гнев. Она села в кресло, подобрала ноги, обхватила колени.
– Чиро, я думала, мы везучие.
– Мы были везучими. Какое-то время.
– Должен же где-то быть доктор, который тебе поможет! Я позвоню Лауре.
– Нет, милая, доктора в Рочестере – лучшие в мире. К ним едут из Нью-Йорка. Я поговорил с пациентами, пока ждал обследований.
– Ты не можешь так просто сдаться, – сказала Энца.