Жена

I am an old man; I like respect. . . . Yes."	Я из ума выжил, люблю честь... Да.
From his voice and his blissfully smiling face, I could see that he was greatly flattered by my visit.	По его голосу и блаженно улыбавшемуся лицу я мог судить, что своим визитом я сильно польстил ему.
Two peasant women helped me off with my coat in the entry, and a peasant in a red shirt hung it on a hook, and when Ivan Ivanitch and I went into his little study, two barefooted little girls were sitting on the floor looking at a picture-book; when they saw us they jumped up and ran away, and a tall, thin old woman in specta cles came in at once, bowed gravely to me, and picking up a pillow from the sofa and a picture-book from the floor, went away.	В передней шубу с меня снимали две бабы, а повесил ее на крючок мужик в красной рубахе. И когда мы с Иваном Иванычем вошли в его маленький кабинет, две босые девочки сидели на полу и рассматривали "Иллюстрацию" в переплете; увидев нас, они вспрыгнули и побежали вон, и тотчас же вошла высокая тонкая старуха в очках, степенно поклонилась мне и, подобрав с дивана подушку, а с полу "Иллюстрацию", вышла.
From the adjoining rooms we heard incessant whispering and the patter of bare feet.	Из соседних комнат непрерывно слышались шёпот и шлепанье босых ног.
"I am expecting the doctor to dinner," said Ivan Ivanitch. "He promised to come from the relief centre.	- А я к себе доктора жду обедать, - сказал Иван Иваныч. - Обещал с пункта заехать.
Yes.	Да.
He dines with me every Wednesday, God bless him." He craned towards me and kissed me on the neck. "You have come, my dear fellow, so you are not vexed," he whispered, sniffing. "Don't be vexed, my dear creature.	Он у меня каждую среду обедает, дай бог ему здоровья. - Он потянулся ко мне и поцеловал в шею. - Приехали, голубчик, значит, не сердитесь, - зашептал он, сопя. - Не сердитесь, матушка.
Yes.	Да.
Perhaps it is annoying, but don't be cross.	Может, и обидно, но не надо сердиться.
My only prayer to God before I die is to live in peace and harmony with all in the true way.	Я об одном только прошу бога перед смертью: со всеми жить в мире и согласии, по правде.
Yes."	Да.
"Forgive me, Ivan Ivanitch, I will put my feet on a chair," I said, feeling that I was so exhausted I could not be myself; I sat further back on the sofa and put up my feet on an arm-chair.	- Простите, Иван Иваныч, я положу ноги на кресло, - сказал я, чувствуя, что от сильного утомления я не могу быть самим собой; я поглубже сел на диван и протянул ноги на кресло.
My face was burning from the snow and the wind, and I felt as though my whole body were basking in the warmth and growing weaker from it. "It's very nice here," I went on -- "warm, soft, snug . . . and goose-feather pens," I laughed, looking at the writing-table; "sand instead of blotting-paper."	После снега и ветра у меня горело лицо и, казалось, всё тело впитывало в себя теплоту и от этого становилось слабее. - У вас тут хорошо, -продолжал я, - тепло, мягко, уютно... И гусиные перья, - засмеялся я, поглядев на письменный стол, - песочница...
"Eh?	- А?
Yes . . . yes. . . . The writing-table and the mahogany cupboard here were made for my father by a self-taught cabinet-maker -- Glyeb Butyga, a serf of General Zhukov's.	Да, да... Письменный стол и вот этот шкапчик из красного дерева делал моему отцу столяр-самоучка Глеб Бутыга, крепостной генерала Жукова.
Yes . . . a great artist in his own way."	Да... Большой художник по своей части.