Жемчужины Парлея

— Несомненно, — согласился капитан Уорфилд. — Она относительно сильнее нас. Мы по сравнению с ней настоящий океанский пароход. У нее десять лошадиных сил, и она так и скачет по волнам. Она могла бы, кажется, добраться до самой преисподней, и все-таки ей не одолеть этого течения. Скорость течения теперь десять узлов.

«Малахини» швыряло и качало на все лады, и со скоростью этих десяти узлов она вылетела в открытое море.

— Через полчаса станет тише, и тогда мы войдем в пролив, — сказал капитан Уорфилд с раздражением, которое объяснилось его словами: — Он же не имел права называть остров Парлей. Остров обозначен на адмиралтейских и на французских картах под названием Хикихохо. Остров открыл Бугенвиль и назвал туземным именем.

— Дело не в названии, — вставил судовой приказчик, воспользовавшийся разговором, чтобы остановиться с руками, уже наполовину засунутыми в рукава рубашки. — Важно то, что остров тут, под самым нашим носом, и что на нем сидит старик Парлей со своим жемчугом.

— А кто видел его, этот жемчуг? — спросил Герман, посматривая то на одного, то на другого.

— Да это всем известно, — ответил судовой приказчик. — Таи-Хотаури, — обратился он к рулевому, — что ты знаешь о жемчуге Парлея?

Канак был доволен, что к нему обратились, он с чувством собственного достоинства перебирал спицы рулевого колеса.

— Мой брат нырял для Парлея три-четыре месяца. Он много говорил о жемчуге. Хикихохо — очень хорошее место для жемчуга.

— И скупщикам жемчуга никогда не удавалось вытянуть у Парлея ни одной жемчужины, — вмешался в разговор капитан.

— Рассказывают, что, отправляясь на Таити, он вез Арманде целую шляпу жемчуга, — продолжал рассказывать приказчик. — Это было пятнадцать лет назад, а с тех пор он все копил и копил, собирал даже перламутр. Все видели этот перламутр — несколько сотен тонн. Говорят, что теперь из лагуны все выловлено дочиста. Может быть, поэтому он и объявил теперь аукцион.

— Если Парлей действительно распродаст свой жемчуг, то это будет наибольшая партия за целый год на всем Паумоту, — сказал Гриф.

— Скажите же, наконец, в чем дело? — вышел из себя Малхолл, как и все остальные, измученный влажным зноем. — Что все это значит? Что это за старый Парлей? Что это за жемчуг? Почему все это окружено такой таинственностью?

— Хикихохо принадлежит старому Парлею, — ответил приказчик. — У него целое состояние в жемчуге. Он собирал его всю жизнь. Несколько недель назад он вдруг оповестил всех, что будет продавать его с аукциона. На завтра назначен аукцион для распродажи жемчуга. Посмотрите, сколько мачт видно внутри лагуны.

— Восемь, насколько я заметил, — сказал Герман.

— Что бы им тут делать, в таком ничтожном атолле? — продолжал приказчик. — Здесь за целый год не наберется копры для одной хорошей шхуны. Все они явились сюда на аукцион. Вот почему и маленькая «Нухива» прыгает сзади нас. Впрочем, я совершенно не понимаю, что она может купить. Ею владеет и управляет Нарий Эринг, наполовину туземец, наполовину английский еврей; все его имущество состоит из его нахальства, долгов и неоплаченных счетов за виски. По этой части он гений. У него столько долгов, что в Папаэте нет ни одного коммерсанта, который не был бы заинтересован в его благополучии; купцы бросают свои дела, чтобы помочь ему. Им приходится идти на это, а Нарию это на руку. Я вот никому не должен. И что же в результате? Если бы я упал на берегу в обморок, они предоставили бы мне спокойно лежать и умереть. Они от этого ничего не потеряли бы. Но Нарий Эринг! Чего бы они не сделали, чтобы спасти его. Ничего не пожалели бы. Он слишком связан с их деньгами, чтобы они дали ему умереть. Они взяли бы его к себе в дом и ухаживали бы за ним, как за братом. Поверьте, честно платить по счетам вовсе не такая хорошая штука, как об этом толкуют ханжи.

— При чем тут этот Нарий? — запальчиво спросил англичанин. — Что это за чепуха с этим жемчугом? — сказал он, обращаясь к Грифу. — Расскажите мне все по порядку.

— А вы помогайте мне припомнить, — обратился Гриф к остальным и начал рассказ.