Единственным утешением было то, что вели их примерно в том же направлении, куда они, собственно, и собирались идти. Ватахи, а их было шестеро, явно куда-то спешили, и стоило лишь немного замедлить шаг, как следовал немедленный толчок прикладом в спину. Конвоиры всю дорогу молчали, ни единым словом не перекинувшись даже друг с другом. Как только на второй день пути позади остался огромный каменный палец, одиноко торчащий из земли, старший из ватахов красноречивыми жестами показал, что если кто-то из пленников откроет рот не для того, чтобы протолкнуть туда кусок пресной лепешки, ему придется навсегда расстаться то ли с языком, то ли с головой. Необходимость молчать совершенно измучила Тику, которого постоянно так и подмывало поделиться впечатлениями.
На четвертый день они вышли на дорогу, мощенную каменными плитами, прямую и гладкую, хоть гонки устраивай. Сверху она была надежно укрыта густыми кронами, деревья у обочин росли сплошной стеной так, что взрослый человек ни за что не смог бы протиснуться между стволами. Навстречу то и дело попадались небольшие группы туземцев, большей частью вооруженных — луками, копьями, допотопными мушкетами, штуцерами времен войны за независимость и вполне современными автоматическими винтовками. Издалека были слышны голоса, но, проходя мимо пленников, ватахи почему-то замолкали. Когда впереди показалась развилка, пленникам завязали глаза. Это вселило в Зеро слабую тень надежды на то, что эта дорога может не оказаться для него Последним Путем — если бы конвоиры не сомневались, что пленники будут убиты, глаза завязывать было бы ни к чему. Они шли еще несколько часов, на редких привалах с них снимали повязки, но все места, где они оказывались, были друг от друга почти неотличимы — та же дорога, те же заросли, те же ватахи, то же молчание…
8 сентября 18ч. 56м.
Они пришли, Зеро понял это, когда внезапно утихли все звуки, воздух стал значительно прохладнее, и потянуло пряным запахом курений. Мгновением позже кто-то из конвоиров схватил его за плечо, давая знак остановиться, а потом послышались удаляющиеся шаги, визг несмазанных петель и гулкий удар железа о железо. Зеро сорвал с глаз повязку, но в первый момент ничего не увидел, вокруг было темно, как у афра в желудке.
— Зеро, ты здесь?! — Вопль Тики раздался почти у самого уха и раскатился гулким эхом по окружающему пространству.
— Рядом стою, — успокоил его Зеро. Он временами удивлялся, как Тика ухитрялся в их положении так долго сохранять самообладание. — Спичку зажги.
— Не стоит! — послышался чей-то глуховатый голос из темноты, и сами собой начали вспыхивать многочисленные сальные светильники, стоявшие на каменных уступах.
Оказалось, что их привели в высокий пирамидальный зал. Со стен на пришельцев смотрели барельефы чудовищ, диких зверей и коротконогих людей-уродцев с огромными головами и выдвинутыми вперед челюстями.
— Вы, кажется, не слишком напуганы. — Человек стоял на возвышении в центре зала, увенчанный, как и все прочие ватахи, перьями красного беркута, но одежда его напоминала длинный, до пола, домашний халат, расписанный в черно-желтых тонах теми же рожами, что украшали стены, а поверх него сдержанно поблескивали многочисленные золотые украшения. Говорил он по-эверийски, чисто, без акцента, даже, как Зеро показалось, со столичным выговором.
— А мы вам ничего не сделали, значит, и бояться нам нечего, дженти вождь-шаман-император. — Утверждение Тики звучало наивно, но для начала разговора вполне годилось. — Мы просто прогуливались, и лишь по счастливой случайности наслаждаемся вашим гостеприимством.
— Тика, заткни пасть! — немедленно ответствовал ему вождь-шаман-император. — Шесть лет тебя не видел, и еще бы столько же не видеть.
У Тики медленно опустилась нижняя челюсть, а глаза увеличились примерно вдвое.
— Мартин Шукша, — выдавил он из себя и благоразумно умолк.
8 сентября 23ч. 42м.
— …а он отвечал за связь с вооруженными формированиями и диверсионную деятельность. Работы у него было не так уж много, Департамент применение подобных методов уже несколько лет старается свести к минимуму. Потом его назначили командиром спецподразделения на территории Сира, а майор Зекк, тогда еще премьер-капитан, был у него заместителем. А исчез он, как испарился — говорили отошел от лагеря за ближайший кустик по нужде, и нет человека. — Тика полулежал на кушетке, дымил последней своей сигарой и говорил на удивление неохотно, явно боясь сказать лишнего. — Дезертировать он не мог, схватить его так, что ни стрельбы, ни воплей, ни шорохов никто не услышал — это тоже вряд ли, он целый взвод положить мог голыми руками. И подкрасться к нему незаметно тоже невозможно было — у них, у «псов», обостренное чувство опасности. Его тогда и искать-то не стали, бегемоту понятно, что если такой человек пропал, значит, это надолго — либо так и надо, либо хоть расшибись, а толку не будет. Захочет — сам расскажет, что с ним тогда стряслось, только лучше бы не рассказывал. Чем меньше мы будем знать, тем целее будем.