Желтый тайфун

— Вертел! — передразнил сердито Коблер. — А пиастры за вас кто будет платить? Собачья тетка?

— Огэ! Сердиться не надо, хозяин! — дружелюбно ответили рабочие. — Ты вертел картинка, мы платили пиастр. Вот! Хорошо?

Хохоча и распугивая стада черных, тощих свиней, запылили вниз, к поселку.

Солнце начало скатываться к горизонту. Длинная тень заводской трубы протянулась далеко в поля. Уже в лиловое перекрасились дали. Кобблер посмотрел на часы и с горячей мольбой поднял глаза к потемневшему небу:

— Боже, не допусти убийства! Даю этому шотландскому пьянице сроку еще десять минут. Но если он опоздает хоть на…

Не докончил. Мольба в глазах мигнула и улетучилась, уступив испуганно место свирепой, холодной злобе. На дороге показался темный силуэт. Низкие, уже ползущие по земли лучи солнца запутались в блестящих металлических спицах велосипеда. Маленький, толстенький человечек бешено дрыгал коротенькими ножками, нажимая из последних сил на педали.

— Еде-ешь? — тоном, предвещающим недоброе, протянул Кобблер. — Хорошо же, дорогой Мак-Гиль!

Толстяк остановил велосипед на безопасном от Кобблера расстоянии. Сполз с седла на землю и оказался еще более маленьким и толстым. Брюхо его свисало чуть не до колен. На лицо Мак-Гиля как будто кто-то нечаянно наступил ногой. Лоб вдавился далеко назад, словно ища встречи с затылком. Маленькие глазки отскочили друг от друга. Но зато подбородок вытянулся вперед, потянув за собой и нос. Бесчисленные веснушки ожогом пылали на его и без того красном лице.

— Простите, хозяин, — разливая елей в голосе, сказал Мак-Гиль. — Я опоздал немного.

— Да, Мак-Гиль, вы опоздали! — лязгнул железом голос Кобблера. — Я знал, Мак-Гиль что шотландцы пьяницы, но что они кроме того и негодяи, способные подвести товарища, об этом я узнаю теперь и благодаря только вам^! Вам, Мак-Гиль!

— Но, хозяин… — замигал робко глазками шотландец.

— Довольно! — рявкнул Кобблер так, что доверчиво приблизившаяся к собеседникам свинья панически метнулась прямо под ноги Мак-Гиля. — Без оправданий! Я знаю, что вы сейчас начнете лепетать.

Мак-Гиль деловито пхнул свинью в зад, почесал затылок, открыл рог, но ничего не сказал.

— Привезли вы фильмы? — спросил Кобблер.

— Вот, — протянул шотландец два круглых футляра. — Все исполнено в точности.

— Напрасно вы отворачиваете голову, Мак-Гиль. От вас ведь за версту несет спиртом. Сколько кабаков вы сегодня обследовали? — неприязненно усмехнулся Кобблер.

Мак-Гиль кисло подтянул рот и ответил обиженно:

— Грешно вам, хозяин, нападать на меня так. Причем здесь кабак? Я заезжал в аптеку пополоскать спиртом зуб. Болит чертовски! Вот этот, коренной, — открыл он доверчиво рот.

— Вы лучше закройтесь! — посоветовал свирепо Кобблер. — А не то я!.. Вот уже тридцать дней под-ряд у вас болят зубы. И каждый день разные!

— Я же не виноват, что у меня тридцать два зуба, — пожал плечами Мак-Гиль.

— Что вы привезли, драму? — ткнул Кобблер пальцем в коробку с фильмом.

— Драма! Шесть больших частей, — мотнул головой шотландец.

— Китайская?

— Да… Не… А вы знаете, хозяин, я встретил в Шанхае Билля Ноакса. Он говорит…

— Мистер Мак-Гиль, — глухо прохрипел Кобблер, — заткните фонтан вашего красноречия. Я терпелив, но всему есть мера! Или вы правда хотите, чтобы я загнал ваш поганый язык туда, где у вас сейчас печенки. Отвечайте прямо: драма китайская?

Мак-Гиль ковырнул каблуком землю и поднял на Кобблера по-детски ясный и невинный взор.

— Китайская? А разве кто говорил о китайской драме? Нет, драма французская.

Кобблер с хрустом стиснул зубы:

— Слушайте, несчастный пропойца! Ведь вы же сами писали на афише, что у нас сегодня идет китайская драма.

Мак-Гиль поглядел искоса на афишу и с сожалеющим вздохом согласился:

— Да, действительно. Произошла ошибка.

— Если еще раз произойдет такая ошибка, — поднес Кобблер кулак к носу шотландца, — то я буду лупить вас до тех пор, пока не затрещат ваши веснушки! Понятно?..

Мак-Гиль посмотрел в спину уходящему хозяину. Потер по-тараканьему ноги и пробормотал обиженно:

— Конечно, понятно! Но только дудки! За пять долларов в неделю давать объяснения картинам, продавать билеты, таскаться в Шанхай за фильмами, зазывать ежедневно, как воскресный нищий, эту желтомордую публику, а кроме того рисковать своими веснушками. Не хочу!

Мак-Гилю стало грустно и тоскливо. От виски и портера болела голова, ныла нестерпимо мозоль на правой ноге. Подошел к маленькому прудику и сел на высокую плотину. Сняв башмак и пропотевший чулок, опустил ногу вниз. Над прудом закурчавился уже перламутровый туман. Прохлада успокоила ноющую боль в ноге. Стало легче и веселее. Портил настроение лишь рыбак, мотавшийся около плотины в низкобортной, узкой лодке. Визгливо, в одну ноту, тянул он бесконечное:

— У-у-и-э!.. Хо-э-и-у-у!..

— Эй, умирающий лебедь, — мрачно сострил Мак-Гиль — брось выть!

Рыбак посмотрел вверх, на свесившуюся ногу. Размахнулся и съездил по ней веслом, угодив метко в самую мозоль. Мак-Гилю показалось, что его ногу сунули в костер. Вскочил и запрыгал на одной ноге.