Желтый металл. Девять этюдов

Не отвечая, Василий Густинов опустился на стул, вытирая лицо и мокрую шею руками. Его шляпа свалилась на пол.

В эту минуту в комнату вошел среднего роста толстый мужчина, одетый в щеголеватый чесучовый костюм.

— Гляди, Ганя, бог родственничка, братца послал дорогого, — метнулась к вошедшему Антонина.

Попав с яркого света в полутень комнаты, Гавриил Окунев не сразу рассмотрел Василия.

— А-а, друг ситный! — воскликнул он, узнав гостя Антонины. — Во-от дела! Гора с горой не сходятся, а человек с человеком… Да ты небось и забыл, как меня звать-то?

Василий не ответил. Антонина объяснила, как ее брат попал в С-и и рассказала, что он даже успел побывать в адресном столе.

— Шустрый стал, — хахакнул Гавриил, нагнулся к Василию и ловко выхватил содержимое обоих карманов коломянковой куртки брата Антонины.

— Правильно, так и есть. Вот справочка… А ну, друг, — сказал Гавриил, беря Василия под руку, — пойдем-ка, выпьем для встречи водочки!

— Б-больше н-не ппь-ю, — заикнулся Василий.

— Не ппь-ешь? — передразнил Гавриил Окунев. — Молодец! Образумился, стало быть? Видать, выздоровел. А здесь у тебя как? — И Гавриил издевательски покрутил пальцем перед своим лбом.

— А тты спек-кулянт! — припомнил Василий бывшему товарищу довоенные проделки.

— Пойдем, пойдем, — не обижаясь, настаивал Гавриил Окунев. Он засунул обратно в карманы Василия деньги, несколько десятков рублей, какие-то бумажки, оставив себе лишь справку адресного стола. — Пойдем же, дура! — И он вытащил Василия Густинова сначала в сад, а потом на улицу. Проделано это было с немалой ловкостью и силой. Впрочем, Василий не сопротивлялся. Он покорно поплелся рядом с Гавриилом. Но когда тот усадил его за столик, Василий запротестовал:

— Я тто-олько мми-неральную. Мне ввред-но.

— Брось! Для встречи-то? — И Гавриил Окунев смешал в стакане Василия водку с пивом: — Пей!

— У-уж разве… — Василий протянул руку и проглотил смесь.

Гавриил приготовил вторую порцию «ерша».

— А деньги у тебя есть? — спросил Гавриил, делая вид, что не знает.

Василий положил на стол две скомканные десятирублевки.

— Вот это ладно! Значит, угощаешь? А ну, по третьей!

Сам Гавриил пил чистое пиво. Рассчитывая так, чтобы Василий держался на ногах, он расплатился и вывел на улицу брата Антонины. Гавриил успел завести Василия в тупичок и усадить на большой камень. Раскиснув на жаре, Василий закрыл глаза и повесил голову. Оглянувшись, нет ли кого поблизости, Гавриил с размаху ударил Василия по затылку с мыслью: «Это чтобы тебе совсем отшибить память». Поддержав Густинова, Гавриил уложил его на землю приговаривая:

— Валяйся, мил-друг! Не Сибирь, не замерзнешь… А и замерз бы — не жалко.

Гавриил ушел, довольный собой: Густинова подберут, милиция выяснит личность пьяного и свезет его в спецсанаторий. А оттуда после такого похождения Василия уже не пустят гулять по городу. Ишь, еще спекулянта вспомнил, калека!..

Они старые знакомые. И хотя Василий много моложе Гавриила Окунева, был между ними старый счет от предвоенного времени из-за одной девушки, когда молодой парень Вася Густинов был здоров, весел и собой красив.

ГЛАВА ПЯТАЯ 1

Гавриил Окунев потратил немало времени, чтобы надежно освободить жену своего старшего брата от близкого, но нежелательного родственника. А пока он этим занимался, у Антонины Окуневой сидел другой гость, желанный.

Леон Ираклиевич Томбадзе был рослым, мужественного вида брюнетом — из тех, кого принято называть жгучими. Носил он не черкеску с мягкими шевровыми сапожками, а просторный китель тонкого шелка, белые брюки, желтые туфли. И все же явственно чувствовалась стройность настоящего джигита, обладателя классической «осиной» талии.

Обняв Антонину рукой с длинными пальцами и ногтями, свидетельствующими о тщательном уходе, Леон вместе с хозяйкой любовался серебряными чайными ложечками.

— Какие миленькие! — восхищалась Антонина.

— Есть еще вещь! — с торжеством воскликнул Леон.

Он считал, что умный человек всегда сумеет продлить удовольствие. Глупо выкладывать все сразу. Томбадзе достал нечто и нарочито медленно стал развертывать тонкую обертку и вату.

— Вот! Сам отделал и сам золотил.

Это была красивая, тщательно вызолоченная пудреница художественной работы.

— Леончик ты мой любимый! — Антонина наградила поклонника продолжительным поцелуем. Но тут же оттолкнула увлекшегося возлюбленного.

— Сумасшедший! А если кто войдет? Потерпеть не можешь?

Томбадзе, как борзый конь, выдохнул воздух через раздутые ноздри крупного носа.

— Слушай, Нина, когда ты своего бросишь? Отдашь ему Нельку и будешь совсем со мной? А?

— Легко тебе говорить! А металл?

— Что металл! Разве в Сибири один такой Окунев есть? Э, деньги будут!

Леон Томбадзе не на шутку привязался к этой свежей еще, пышной, белокурой и белокожей женщине. В известной мере их знакомство завязалось в связи с золотым песком.