Желтый Кром

Она выпила снотворное и, откинувшись на подушку, закрыла глаза. Сэр Геркулес поцеловал ей руку и тихо вышел, словно боясь разбудить ее. Он вернулся в свой кабинет и, записав в дневнике последние обращенные к нему слова жены, налил в ванну воду, которую принесли по его распоряжению. Вода была слишком горячая, чтобы сразу погрузиться в ванну, и он взял с полки Светония. Ему хотелось прочесть, как умер Сенека. Он открыл книгу наудачу. «Но к карликам, — прочитал сэр Геркулес, — он относился со сдерживаемым отвращением, как к lusus naturae и приносящим беду». Он вздрогнул, словно его ударили. Этот самый Август, вспомнил он, выставил однажды в амфитеатре Люция, молодого человека из благородной семьи ростом менее двух футов и весом — семнадцати фунтов, но имевшего зычный голос. Он перевернул несколько страниц. Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон: каждая новая страница этой книги была ужаснее предыдущей. «Наставника своего Сенеку Нерон заставил покончить с собой...» И наконец, Петроний, который в последний раз призвал к себе друзей, прося их говорить ему не о философских утешениях, но о любви и приятных развлечениях, а жизнь в это время вытекала из него через вскрытые вены. Обмакнув еще раз перо в чернильницу, сэр Геркулес написал на последней странице дневника: «Он умер смертью римлянина». Затем, попробовав пальцами ноги воду и обнаружив, что она достаточно остыла, он сбросил халат и, взяв в руку бритву, сел в ванну. Одним сильным взмахом он перерезал артерию на левом запястье, затем откинулся и предался размышлениям. Кровь медленно текла из его тела, распространяясь по воде зыбкими кольцами и спиралями. Скоро вся ванна окрасилась в розовый цвет, который становился все гуще. Сэр Геркулес почувствовал, что его охватывает неодолимая сонливость. Одно неясное видение сменялось другим, и вскоре он погрузился в сон.

В его маленьком теле крови было немного».

Глава четырнадцатая

После обеда все обычно переходили пить кофе в библиотеку. Окна ее смотрели на восток, и в середине дня здесь бывало прохладнее всего. Это была большая комната, которую в восемнадцатом веке заставили элегантными белыми полками. В середине одной стены дверь, искусно замаскированная рядами поддельных книжных корешков, скрывала глубокий шкаф, где вместе с пачками писем и старых газет покоился в темноте ящик с мумией египтянки, привезенный вторым сэром Фердинандо из его путешествия. С расстояния в десять ярдов эту потайную дверь можно было с первого взгляда принять за продолжение настоящих полок. Перед поддельными книгами стоял мистер Скоуган с чашкой кофе в руке. Прихлебывая, он обращался ко всем с речью.

— Нижняя полка, — говорил он, — занята энциклопедией в четырнадцати томах. Вещь полезная, но скучноватая, как и «Словарь финского языка» Капрималджа. «Биографический словарь» — это уже более обнадеживающе. «Биографии людей, родившихся великими», «Биографии людей, достигших величия», «Биографии людей, ставших великими не по своей воле» и «Биографии людей, которые никогда не стали великими». Далее идут десять томов «Трудов и странствий» Сома, а «Охота на дикого гуся», роман анонимного автора, занимает шесть томов. Но что это такое, что это? — Поднявшись на цыпочки, мистер Скоуган всматривался в название на корешках. — «Повести Нокспотча» в семи томах. «Повести Нокспотча», — повторил он. — Ах, мой дорогой Генри, — сказал он, оборачиваясь, — это лучшее, что у вас есть. Я охотно отдал бы за них всю остальную вашу библиотеку.

Счастливый обладатель множества первых изданий, мистер Уимбуш мог позволить себе снисходительно улыбнуться.

— Возможно ли, — продолжал мистер Скоуган, — что здесь, кроме корешков и названий, ничего нет? — Он открыл дверь и заглянул внутрь, словно надеясь увидеть там собственно книги. — Фу! — сказал он, закрывая дверь. — Пахнет пылью и плесенью. Как символично! Идешь на встречу с великими шедеврами прошлого, ожидая какого-то чудесного озарения, и находишь только тьму, пыль, тошнотворный запах разложения. В конце концов, что такое чтение, как не порок, подобный увлечению вином, разврату и любой другой форме чрезмерного потакания своим слабостям? Читают, чтобы пощекотать и позабавить свою фантазию, чтобы, самое главное, не думать самому. И все же — «Повести Нокспотча»...

Он умолк и глубокомысленно забарабанил пальцами по корешкам несуществующих, недосягаемых книг.

— Но я не согласна с вами насчет чтения, — сказала Мэри. — Насчет серьезного чтения, я имею в виду.

—Совершенно верно, Мэри, совершенно верно, — ответил мистер Скоуган. — Я забыл, что среди нас есть и серьезные люди.

—А мне нравится идея биографий, — сказал Дэнис. — В предложенной вами схеме найдется место для нас всех: это всеобъемлющая схема.

—Да, биографии — это хорошо, это прекрасно, — согласился мистер Скоуган. — Я представляю себе эти книги, написанные в очень изящном стиле регентства — своего рода литературный Брайтонский павильон,—может быть, самим великим доктором Лемприером. Вы знаете его классический словарь? О-о! —