Жёлтая роза

Хоть я парень бедный, это не беда, ―
Вороных шестёрка у меня всегда.
Кони вороные ― кровь в них горяча,
Сам я парень бравый, первый весельчак.

Два других табунщика подпевали ему, и их голоса разносились по всей охатской степи. И весь следующий день, с утра до вечера, Шандор был так же весел. А в народе говорят, что неуёмное веселье не к добру.

После захода солнца табунщики погнали свои табуны в ночное, поближе к загону.

Тем временем подпасок притащил с ближайшего болота вязанку сухого камыша. По вечерам табунщики раскладывают камышовый костёр и подогревают свой ужин. Ужин у табунщиков совсем иной, чем у пастухов. Никаких приблудившихся поросят и ягнят, о которых говорят театральные табунщики, и в помине нет. Стада свиней и отары овец пасутся далеко, по ту сторону реки Хортобадь, и если бы даже табунщику вздумалось прирезать поросёнка или барашка, то ему пришлось бы проездить за ним целый день. Не в ходу у них и жаркое из падали, которым хвалятся пастухи. Табунщикам готовит пищу на целую неделю жена старшего, живущая в городе. Это благородные кушанья, их можно предложить любому: белое мясо с уксусом, кислая похлёбка с копчёной свининой, постный суп, голубцы, шпигованное мясо. Все пятеро и подпасок ужинают вместе со старшим.

У лошадей совсем иной нрав, чем у рогатого скота, который с заходом солнца, тотчас же после водопоя, ложится на землю и принимается жевать свою жвачку. Лошадь не столь склонна к философии ― она щиплет траву и ночью, покуда светит луна.

У Шандора Дечи сегодня было особенно приподнятое настроение.

За ужином он обратился к старшему табунщику:

― Скажите, крёстный, почему это лошадь может есть день и ночь? По мне, пусть поле будет усеяно марципанами, всё равно я на сытый желудок есть не стану.

Старый табунщик подбросил ещё охапку камыша в гаснущий костёр.

― Сейчас расскажу, сынок, только ты не смейся. Это старая сказка. Ещё из тех времён, когда школяры носили треуголки. От такого вот грамотея я её и слышал. Пусть останется на его совести, если он говорил неправду. А случилось это так. Жил-был однажды всем известный святой по имени Мартон. Он и поныне здравствует, только больше не приходит на Хортобадь. Этот Мартон, конечно, венгерским святым был, так как всегда ездил верхом. Да… А здесь, в Хортобади, жил король, которого прозвали Мартеном Жеребцом. Прозвали его так потому, что он сумел увести у святого Мартона жеребца, на котором тот разъезжал по всему свету. Король этот как-то оставил святого Мартона погостить и привязал его лошадь у себя в конюшне. Как-то утром святой Мартон собрался ехать дальше и сказал королю: «Ну, а теперь давай мою лошадь, поеду я своей дорогой». Король ему ответил: «Нельзя, лошадь твоя как раз ест». Святой Мартон дождался полудня и снова потребовал своего коня. «Как можно сейчас ехать, твоя лошадь ест», ― отвечал король. Мартон дождался сумерек и опять просит короля вывести из конюшни лошадь. «Право же, не могу сейчас, она ест…» Тут уж святой совсем рассердился; бросил он на землю свой молитвенник и проклял короля и свою лошадь: «Пусть пристанет к твоему имени слово “жеребец”, чтобы ты больше никогда с ним не расставался! Пусть твоё имя всегда произносят вместе с этим словом! А лошадь пусть круглые сутки ест и никогда не наедается». С тех пор так и повелось: пасётся лошадь круглые сутки, а никогда сыта не бывает… Мне так поведали, и я вам так рассказал. Кто не верит, пусть пойдёт на вершину горы Верь-неверь, отыщет там слепую лошадь и порасспросит её. Она лучше знает, так как сама при том была.

Табунщики поблагодарили старика за хорошую сказку; затем они вскочили на коней и под покровом тихой звёздной ночи неторопливо поехали к своим табунам.

10

Был чудный весенний вечер. Вечерняя заря, долго сиявшая на небе, сменилась густой дымкой ночного тумана, словно пеленой окутавшего всё вокруг.

Молодой месяц уже точил свой серп о замские курганы; над ним сверкала рано восходящая звезда влюблённых.

Табунщик выбрал себе место для ночлега подальше от табуна. Он снял с коня седло вместе с попоной, снял узду и повесил её на воткнутую в землю дубинку, потом накрыл седло попоной ― оно заменило ему подушку, а армяк послужил одеялом.

Но прежде чем улечься, он разрезал на мелкие кусочки оставшийся от ужина хлеб и с ладони покормил коня.

― А теперь, Весёлый, ступай пастись. Ведь ты пасёшься не весь день, как другие лошади. Ты всегда осёдлан, а господа ещё хотели, чтобы после целого дня езды ты впрягся воду качать. Но нет, не бывать этому. Они думают, что лошадь такая же тварь, как и человек.

И он с любовью протёр глаза лошади широким рукавом своей рубахи.

― Ступай поищи себе хорошей травки, только далеко не уходи. Возвращайся, когда зайдёт луна и вон та яркая звёздочка. Вот видишь, я не привязываю тебя, как пастух, и не треножу, как простой мужик. Ведь стоит мне сказать: «Весёлый, сюда!» ― и ты прискачешь.