Желтая маска

— Если бы я это заметила, она никогда не достигла бы того, что не удалось мне. Все, что я знаю, это — что у нее было больше случаев видеть его, и она использовала их так хитро, что обманула даже меня. Когда я думала, что приближаюсь к своей цели в атаке на Фабио, я на самом деле отдалялась от нее. Мои первые подозрения возбудила перемена в обращении со мною Луки Ломи. Он стал холоден, пренебрежителен, под конец — просто груб. Я решила этого не замечать; однако случай вскоре открыл мне глаза. Однажды утром я услышала, как Фабио и Маддалена болтали обо мне, думая, что я ушла из студии. Я не могу повторить их слов, особенно ее! Кровь бросается мне в голову, а сердце холодеет, стоит мне только подумать об этом. Достаточно будет сказать тебе, что они издевались надо мной и что она…

— Тсс, не так громко! В доме живут люди. И не стоит тебе повторять то, что ты слышала. Это только напрасно раздражает тебя. Догадываюсь, что они обнаружили…

— Все она, заметь!.. Только она!

— Да, да, понимаю. Они узнали гораздо больше, чем тебе было желательно, и все через нее.

— Если бы не священник, Виржини, я подверглась бы открытым оскорблениям и меня выгнали бы за дверь. Это он настоял на том, чтобы со мной обошлись вежливо. Они говорили, что он боится меня, и смеялись при мысли, что он пытается запугать и их. Больше я не стала слушать. Я чуть не задохнулась от ярости, которую вынуждена была скрывать. Я повернулась, чтобы сейчас же уйти навсегда, и вдруг вижу, за мной стоит отец Рокко. По моему лицу он должен был понять, что я все знаю, но не подал и виду. Он только спросил, — как всегда спокойно и учтиво, — не потеряла ли я чего-нибудь и не может ли он помочь мне. Я через силу поблагодарила его и добралась до двери. Он почтительно открыл ее передо мной и поклонился. Да, он до конца обращался со мной, как с дамой! Был уже вечер, когда я, таким образом, рассталась со студией. На следующее утро я отказалась от места и показала этому городу спину. Теперь ты знаешь все.

— Слыхала ли ты об их браке? Или только предполагала, зная, как все складывается, что он должен состояться?

— Я услыхала о нем полгода назад. В наш театральный хор поступил певец, за некоторое время до того участвовавший в большом концерте, устроенном по поводу их свадьбы. Однако довольно! Меня бросает в жар, как только я начинаю об этом говорить. Ты здесь неважно устроилась, моя дорогая! В твоей комнате прямо нечем дышать.

— Не открыть ли и второе окно?

— Нет, выйдем и подышим воздухом на берегу. Пойдем, возьми плащ и веер; уже темнеет, и нас никто не увидит. Если захочешь, мы можем вернуться сюда через полчаса.

Мадемуазель Виржини без большой охоты уступила желанию подруги. Они направились к реке. Солнце зашло, и внезапная итальянская ночь быстро входила в свои права. Хотя ни о Фабио, ни о его жене Бригитта больше не сказала ни слова, все же она избрала дорогу к берегу Арно, где возвышался дворец молодого графа.

Когда они были уже недалеко от пышного входа, перед ним опустились носилки, появившиеся с противоположной стороны. Лакей после минутного разговора с дамой, сидевшей в носилках, направился к помещению привратника во дворе. Покинув подругу, Бригитта проскользнула за слугой в открытую калитку и спряталась в тени, отбрасываемой высокими запертыми воротами.

— Маркиза Мелани осведомляется, как чувствуют себя сейчас графиня д'Асколи и младенец, — сказал лакей.

— Госпоже не стало лучше с утра, — ответил привратник. — А ребенок вполне здоров.

Лакей вернулся к носилкам, потом опять подошел к сторожке привратника:

— Маркиза велела мне спросить, посылали ли за новым врачом.

— Сегодня из Флоренции прибыл еще один доктор, — снова ответил привратник.

Мадемуазель Виржини, заметив отсутствие подруги, пошла обратно к дворцу искать ее и была немало удивлена, когда Бригитта выскользнула из калитки. На столбах перед входом горели два масляных фонаря, и при их свете, упавшем на лицо проходившей под ними итальянки, видно было, что она улыбалась.

Глава II

В тот час, когда маркиза Мелани наводила справки у ворот дворца, Фабио сидел один в покое, который раньше занимала его жена. Это была ее любимая комната, изящно отделанная, по ее особому желанию, драпировками желтого атласа и обставленная мебелью того же цвета. Фабио дожидался сообщения врачей после их вечернего визита.