Желтая линия

Ну, естественно, я встал и пошел. Остаться без Щербатина для меня означало бы верную смерть.

Мы шли и шли, а призрачный мир вокруг практически не менялся. Здесь, наверно, и времени не существовало — зачем оно? Иногда что-то происходило — например, где-то далеко обрушивалась ледяная глыба. Или вдруг начинало хлюпать под ногами. Или нам приходилось перебираться через ручей, в котором змеились светящиеся водоросли.

Ледяной потолок над нами то уходил высоко во мрак, то опускался так, что можно было потыкать в него нашим «копьем». Столбы и сосульки порою срастались в стены, так что нам приходилось идти через коридоры. Светящийся мох шуршал под ногами, отломанные веточки падали и медленно гасли.

Потом вдруг Щербатин, шедший впереди, зацепился за что-то ногой.

— Ну и ну! — сказал он, поднимая находку. — Вот она — последняя весточка от незабвенного Дядюшки Лу, нашего доблестного капитана.

Он держал в руках Дядюшкин халат. Я машинально взглянул наверх, но там была только чернота.

— Хочешь? — спросил Щербатин.

Мне было все равно.

— Ну тогда я поношу. — Он натянул халат на себя. — Кажется, впору.

Что и говорить, странное зрелище мы представляли. Два путника в призрачном свете: один в золотом халате и с копьем, другой — понурый и поникший, со всем смирившийся.

— Щербатин. — Я остановился. — Посмотри. Этого следовало ожидать.

Впереди громоздились останки ледохода. Нашего ледохода. Естественно, что, идя без ориентиров, мы сделали круг.

— Тихо. — Щербатин вдруг насторожился. Я присел на корточки.

Здесь были люди, несколько человек. Они ползали среди светящихся растений и, видимо, собирали останки нашего кораблекрушения.

— Зря мы ушли, Щербатин, — сказал я. — Наше место уже захватили аборигены.

— Они его и так бы захватили, — ответил он и смерил меня взглядом. — С такими-то защитниками…

Нас заметили. Худые оборванные фигуры вдруг зашевелились совсем рядом, заблестели глаза. Костлявые пальцы сжимали палки или пики вроде нашей.

— Проваливайте, — сипло проговорил один незнакомец.

— Да мы… — Щербатин шагнул вперед, но едва не наткнулся грудью на пику.

— Проваливайте.

— Это наш ледоход, — клялся Щербатин. — Мы только что на нем…

— Это не ваш ледоход. Проваливайте.

Аборигены вообще не желали с нами разговаривать. Придвигаясь маленькими шажками, помахивая пиками и дубинами, они оттесняли нас от трофеев. Я мог их понять. Когда еды на всех мало, любой незнакомец — враг.

— Ты вроде людей искал? — произнес я, когда нас отогнали и ледоход скрылся из вида. — Нашел, поздравляю. Хорошо, хоть не раздели.

— Мы идиоты, Беня.

— За всех не говори.

— Нет, я за всех скажу. Ты тоже идиот. Ты тоже не догадался, что в машине мог сохраниться ящик с комбикормом.

— О-о, черт! — простонал я. — Но ведь мог и не сохраниться?

— Да, Беня, мог и не сохраниться. Будем утешать себя этим. Два идиота…

Мы побродили немного, потом посидели. Потом снова отправились бродить. Нашли почерневшие обрывки бумажного носка.

— Надо было хоть спросить, что они тут жрут, — подал голос Щербатин.

— В данный момент — наш комбикорм.

— Давай, что ли, присядем.

Видимо, голод уже начал пробирать. Ноги не хотели ходить, руки — шевелиться. Наступила апатия. Мы сидели прямо на светящихся растениях и даже не разговаривали.

Потом я прилег. Но лежать было не очень удобно, я снял теплую куртку и подстелил под себя. И, кажется, уснул.

Сколько спал, не знаю. Но когда открыл глаза, послышался какой-то гул. Щербатин был рядом, он тоже прислушался. Мы оба решили, что очередная ледяная глыба обрушилась с потолка. Впрочем, для нас этот потолок был небом.

А глыба оказалась вовсе и не глыбой.

Мы решили, что начался какой-то катаклизм. С потолка-неба очень быстро опустилось нечто черное, огромное и подвижное. Там, где оно касалось светящихся зарослей, оставались черные полосы и кучи поднятого грунта. Ледяная крошка вперемешку с громадными кусками валилась непрерывным потоком, это был настоящий ледопад.

Мы со Щербатиным, естественно, уже удирали изо всех своих слабых сил. Он даже позабыл про пику.

— Все, стой, — выдавил вдруг он. — Не могу….

— Что… — Я тоже тяжело дышал. — Что это было?

— Это червяк. — Щербатин с шумным выдохом опустился на колени. — Это чертов ледяной червяк, он жрет свою траву.

— Он мог нас придавить и даже не заметить.

— Мог, Беня…

Мы посидели, отдышались. Переглянулись.

— Ну пошли, что ли, поглядим, — вздохнул Щербатин. — Он уже, наверно, не вернется. Он там все сожрал.

Мы ходили по вспоротой земле, присыпанной ледком. Медленно угасали обломки светящихся веточек. Было жутко видеть это: так, наверно, выглядит земля после бомбежки.

Щербатин нашел свою пику и нехотя поднял ее, словно не очень стремился принимать на себя лишнюю тяжесть.

— Посидим, — предложил он.

Мы сперва помалкивали. Щербатин задумчиво обнюхивал обломок светящейся ветки, потом лизнул его, попробовал укусить. Наконец бросил под ноги.

— Щербатин, — вяло проговорил я, — вот скажи: тебе плохо было в твоей пятикомнатной квартире?

— Плохо, — просто ответил он.

— Что, даже хуже, чем здесь и сейчас?

— Хуже.