Железный тюльпан

Она удачно просочилась мимо Лешки — он торчал при входе, но болтал с начальством, подобострастно изогнувшись, и она ловко кинула шубку на руку и живенько заскользила между столиков — подальше, подальше, вон туда, к стене. Там были свободные места за столиками. Алла Сычева. Так ее звали. Подружки частенько отчего-то называли ее — Джой. Костер ее начесанных волос горел зазывно, привлекая внимание издалека. На белой высокой шее, на бархотке, сияло дешевое посеребренное сердечко. Ногти были накрашены ярко-ало, как и губы. Иногда Лешка давал ей тут попеть, в ресторации. Она выходила, вертя задом, брала в руки микрофон. Оркестр уже хорошо знал ее репертуар. «Утомленное солнце нежно с морем… А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь… Ах, шарабан мой, американка, а я девчонка да шарлатанка!..» Шарлатанка, издевательски таращился Лешка, да ты, оказывается, шарлатанка!.. вон отсюда… Она совала ему в потную, жирную руку двадцать баксов, заработанных за вокзальной стеной, в туалете, полчаса назад, и он отцеплялся, а Алла мысленно посылала его: пошел на хрен, халдей. Она уселась за столик, взяла для отвода глаз меню. Официанты знали ее, перемигивались: явилась охотница! Закажет что-нибудь сегодня? Не закажет? Кивком головы она подозвала халдея Витю, процедила: «Двести „саперави“… и чем закусить. Лучше сыр». Витя принес ей сыр, вино. Она, швырнув лисью шкуру на кресло рядом, тайком, из-под густо накрашенных ресниц, огляделась. Ресторан гудел. Время было позднее. Транзитникам некуда девать время и деньги. Богатым транзитникам, разумеется. Алла покосилась. За соседним столиком сидела интересная пара, ужинала; мужчина энергично работал челюстями, изредка кидая слова, как кости, женщина хохотала, поднимая кверху лицо, взбрасывая к щекам маленькие загорелые ручки. Женщина была изящна, как японская статуэточка, ее короткая стрижка напоминала женскую стрижку двадцатых годов прошлого века. Она вся была «ретро». Брюнетка, и круто завитые локоны будто прилипли к впалым щекам. Глаза блестят, подведенные черным карандашом. Ей не хватало шляпки с вуалькой — ей бы очень пошло. Время от времени женщина подносила к маленьким капризным губкам мундштук с горящей сигаретой, втягивала пахучий дым. Алла проследила за ее взглядом. Она не смотрела на собеседника, громко чавкающего над тарелкой солянки. Она смотрела в окно.

— Смотри, Юрочка, — протянула она чуть в нос, и Алла услышала, какой у нее звучный голос. — Смотри, что написано на стекле! «Esidarap»…

- «Paradise», Люба, дура, — беззлобно бормотнул ее спутник, уписывая за обе щеки солянку. — Я, черт, так умаялся в этом чертовом Питере!.. в этом чертовом твоем допотопном поезде… и зачем было трястись в СВ, есть же удобный поезд скоростной, сидячий, три часа — и мы дома…

— Я хотела, Юрочка, снова кожей ощутить Россию и ее поезда, — томно пропела женщина, и снова Алла поразилась музыке, прозвеневшей в низком, чуть хриплом голосе. — Я хотела… если б ты позволил мне, мой жестокий импресарио, я бы поехала из Питера в Москву в плацкартном вагоне!..

— Люба, ты ненормальная. Впрочем, артисты все ненормальные. Иначе быть не может. — Мужчина щелчком пальцев подозвал официанта. — Второе несите! И чтобы горячее было! Холодное принесете — в морду вывалю!

— Как ты груб, Юра. — Женщина зябко повела плечами под сильно открытым, с блестками, платьем, туго обтягивавшем ее грациозную фигурку. — И в этом тоже вся Россия.

— Да, и в этом вся Россия, — холодно кивнул он, утирая салфеткой рот, ковыряя в зубах зубочисткой. — Выпьем еще?..

— Выпьем. Хорошее вино. Я всегда любила «тибаани». Оно похоже на топаз.

Мужчина разлил вино по бокалам. Женщина подняла бокал, поглядела вино на просвет.

- «Парадиз», значит. — Она отпила из бокала. — «Парадиз», вашу мать. Превратили страну в сплошной бордель! И думают, что осчастливили. Трясут то одной хоругвью, то другой… великой Россией трясут!.. и ни в одном глазу…

— Тобой тоже трясут, Люба. — Мужчина вызвонил бокалом о бокал. — Ты же устала от того, что тобой трясут? Или тебе это нравится?

— Не ври, Юра. Трясешь мной ты. И нравится это тебе. Потому что ты натрясаешь с меня немеряные бабки. Кто это за столом напротив?.. какая классная рыжая девочка…

— Прекрати, Люба. Ты опять за свое.

Мужчина поморщился, а изящная черненькая женщина уже не сводила с Аллы глаз, искусно подведенных к вискам. «Под японку работает», - подумала Алла, а стильная женщинка внезапно потянулась всем телом хищно, как пантера, и обожгла Аллу таким откровенно-зазывным взглядом, что Алла чуть не присвистнула: во дает, будто мужика арканит! Перегнувшись через спинку ресторанного кресла, брюнетка прошептала:

— Пересядь к нам, дорогая. Ты мне нравишься. — Алла хотела было усмехнуться: а вы мне не слишком!.. — как брюнетка сложила ротик сердечком, почти таким же, как дешевое серебряное сердечко на Аллиной шее, и вполголоса мурлыкнула: — Я Люба Башкирцева, не узнала?