Железный поход. Том второй. Рай под тенью сабель

Лет двадцать назад он с братом Арби действительно был в тех местах. В Даргавское ущелье им пришлось, чтоб не узнали кровники, входить через верховья, под покровом ночи, обвязав тряпьем копыта лошадей, а лица укутать по-разбойничьи башлыками. Над суровыми графитовыми скалами круто нависала иссеченная древними рубцами и трещинами снежная стена Заррчух'oха. Перед ледовым ликом ее особенно сирыми казались аулы осетин, лепившиеся друг к дружке, что ласточкины гнезда. Готовясь к походу, они с братом Арби весь день отливали свинцовые пули для длинноствольных кремневых ружей – крымских, с которыми с младых ногтей хаживали в свои ичкерийские леса на зверя и за границу этих лесов… на людей. Братья Аджиевы искали славы…

Но, видно, не только в Шали умели метко стрелять и отливать грозные пули… Слава как смерть: отнимает человека у близких. В родное селение Занди вернулся с трупом брата лишь три недели спустя – иссохший до костей, в коростах крови, с чернильной тьмой мести в зрачках… Осетинская пуля, пройдя меж глаз Арби, навеки забрала душу старшего брата. Занди было так больно на душе, что казалось, нет сил ненавидеть. Но это только казалось. Вскоре на кладбище, близ селения Шали, среди других островерхих пик, что возвышались, будто копья древних воинов, устремилось в небо еще одно. По чеченским законам такие шесты зеленого цвета устанавливают над могилами воинов-гази или муджахидов¹⁴ , погибших в бою с неверными. Наверху – зеленая лента со звездой и полумесяцем, она висит до тех пор, покуда погибший не будет отомщен.

Те, кто убил Арби, были гяурами.

Мифология осетин туманна и запутанна – от язычества к христианству, от Вациллы к Христу – туманна и сложна, как и сама история народа. Тысячи лет бродили осетины по степям от Кавказа и до Дуная. Тысячи лет зверели их сердца в битвах с готами, татарами, славянами. Сотни лет давили, душили и гнули их многопудовые горы. Осетины – горцы, дети Кавказа, а значит, братья по духу: аварцам, черкесам, лезгинам и прочим магометанским племенам… Но разве это могло охладить кипящую кровь чеченской родни, за которой тоже стояли: Века войн, Века кочевий, Века голода крови?

Кавказ всегда жил правдой: око за око, зуб за зуб, и гибель родственника от пули или кинжала соседа не такая уж новость для горцев. Народы суровых племен, возросших для войны, крайне редко могли пролитую кровь закончить миром – уплатой маслаата за оскорбление, восстанавливающей доброе имя потерпевших. В гудящей сакле Аджиевых чувство поруганной чести перевалило за высокие гребни шалинских гор. Оно залило все долины и ущелья в округе.

«Разве мы не чеченцы? Разве обычаи забыли? Или жалкие осетины думают, что Аджиевы примут позор… и дальше будут смиренно пасти скот? Канлы! Канлы!! Канлы!!!¹⁵»

Минуло не более месяца, как родственники Занди сняли с шеста зловещий значок мести. Это значило: кровники из тейпа, к которому принадлежали Аджиевы, уже успели расплатиться жизнями осетин за смерть своего соплеменника.

В народе говорят: «Боль может пройти, память никогда». Хотя… и память с годами тоже имеет способность притупиться, особенно если общий враг оскверняет твои родники, раздувает самовар снятым в порыве непосредственности сапогом на могилах твоих предков и строит крепости, что белыми язвами выгнаиваются на яркой зелени родных равнин.

Все это разом, единым скоком вспыхнуло и пронеслось в памяти Занди.

* * *

– Где теперь твои отец и мать? – Мюрид пристально посмотрел на стиснутые в молчании губы юноши, на его высокие, кажущиеся хрупкими скулы, покрытые синим туманцем щетины, а сам подумал: «Кто знает, быть может, из сакли родственников этого зубастого щенка и прилетела пуля, убившая моего брата?..»

– Отец погиб под снежной лавиной… грузинским купцам тропу торил через перевал…

– Мать? – Занди убрал от огня руки, снова мягко, едва касаясь, огладил горячими ладонями свою густую и красную, как лисий хвост, бороду.

– Она умерла от чахотки два года назад… – Дзахо мучительно погасил скорбное пламя в глазах, опустив дрожавшие веки.

– Всё во власти Аллаха, брат… Хвали ближнего, как самого себя, и он отплатит тебе тем же… А боль своего сердца смой кровью нечистых гяуров. Впереди наши племена ждут великие битвы с солдатами Белого царя. Помни до последнего вздоха: здесь, – Занди с чувством топнул ногой о землю, обвел взором расцвеченную бледным жемчугом звезд синюю тьму, в которой таились громадные заставы ичкерийских гор, обросших тенистой чинарой, сосной и кизилом, – здесь – истинный центр Мира. Аллах сотворил Кавказ, как крышу Мира, как единый дом… у очага которого живут праведные народы!

Занди воздел длинные руки к небу и хотел еще что-то сказать, как из-за оранжевой чадры¹⁶ костра бесшумно, по-волчьи вынырнула коренастая фигура Салима – старшего из шести сыновей старой вдовы Ведык, что коротала свой век в Шали по соседству с Аджиевыми.

– Уо, брат Занди, беда! – Белки глаз Салима сыристо блеснули в ночи. Застыв в почтении пред вожаком, он сипло, словно колючие слова правды кровянили ему горло, сказал:

– Эслан умер.

– Врешь, шайтан!