Железный маршал

— У меня они есть, и я их ставлю, — упрямо повторил Суини. — Боб, вы с Локлином можете принять пари либо заткнуться.

— Подумай, что ты делаешь, Суини. Ведь у Боба скаковая лошадь, а ты поставил на старую, закостенелую дохлятину. Черт возьми, если она когда-то и бегала, то только в далекой юности. Прекрати спорить.

— Он сделал ставку, и я ее принимаю, — заявил Локлин. — Ставлю все, что у меня есть, но с одним условием: скачки состоятся завтра. — Локлин повернулся к Чайлдерсу: — Боб, — произнес он мягко, — это будут самые легкие деньги, которые мы заработаем. Догадывался, что Суини дурак, но не знал, что его дурость дошла до таких пределов. Мы сорвем большой куш в течение нескольких минут. — Он помолчал. — Сколько поставишь ты, Боб? Можешь взять с него сколько угодно. Суини слишком упрям, чтобы отказаться. Он только и делает, что проигрывает.

— Ну… — нахмурился Чайлдерс, — я должен подумать.

— Соглашайся, мы с тобой сдерем с Суини кучу денег. За упрямство надо платить. Другого такого шанса у нас не будет. Думаю, его можно расколоть тысяч на двадцать-тридцать. Я могу достать еще двадцать, а если ты выложишь шестьдесят, мы его обчистим. Это не спор, а конфетка.

— Уйма денег! — пробормотал Чайлдерс.

— Конечно. Нам за год столько не получить. Черт возьми, ты зарабатываешь столько же у себя в салуне за три года. Если перед нами дурак, давай отберем у него деньги, пока этого не сделали другие.

— А как Моррисси? Он с нами?

Локлин пожал плечами:

— Пока он ни с кем. Бьюсь об заклад, когда увидит, сколько мы имеем, ему тоже захочется разбогатеть на дармовщинку, но Джон не игрок. Он заправляет игорными домами, а сам никогда не садится к столу.

Это было десять лет назад или даже больше. Шанаги вспомнил день скачек. Он выехал на Мейд, нарочно обсыпанной пылью и обрызганной грязью, словно она и вправду тягловая лошадь. Но Том нервничал, потому что скрыть породу практически невозможно.

Уэйд Хэмптон стартовала хорошо и на дальнем повороте обгоняла Мейд на три корпуса. Затем Том перестал сдерживать Мейд, и она радостно, предвкушая победу, понеслась вперед. Когда они прошли под финишной лентой, Мейд выигрывала полкорпуса. И это не все, на что она была способна. По совету Моррисси, выйдя вперед, Том не дал кобыле показать себя полностью — спорщики намеревались использовать ее еще раз.

Мейд пришла первой, и Суини, Локлин и Моррисси поделили между собой шестьдесят тысяч долларов.

Шанаги рассказал о скачках Маккарти. Старый кузнец бросил работу и выпрямился.

— Да, я слыхал о скачках. Значит, ты тоже приложил руку к мошенничеству? Как тебе не стыдно? Чистое надувательство! Где только совесть у людей? Знали бы их старухи матери!

— Но мистер Локлин тоже потерял много денег, — запротестовал Шанаги.

Маккарти сплюнул.

— Если веришь этим сказкам, ты еще больший простак, чем я думал. Ты видел деньги Локлина? А кто-нибудь вообще их видел?

— Все закладные были у Галлагера. Он сказал…

— Как же, Галлагер! Он сам из этой компании! Поверь, парень, Локлин — приманка, он уговаривал Чайлдерса. Локлин много болтал, однако сам входил в долю с остальными. А что касается Моррисси, он-то все и придумал. Они сделали вид, что Моррисси здесь ни при чем, поэтому его никто не подозревает. Он очень хитрый мужик, не забывай. Выставил свою кандидатуру в сенат штата, без сомнения его изберут. Не связывайся с ним, парень, не то попадешь за решетку!

За подготовку Мейд и скачки Моррисси заплатил ему пятьсот долларов, тогда для него большие деньги, а его бедный отец не видел такой суммы ни разу за всю свою жизнь. На них Шанаги приоделся и снял хорошую комнату. Три сотни положил в банк, который порекомендовал Маккарти.

Он скакал на Мейд еще три раза, прежде чем стал слишком тяжелым для жокея. К шестнадцати годам Том имел рост пять футов девять дюймов — таким и останется на всю жизнь, — весил около ста шестидесяти фунтов, но выглядел сухим и жилистым. Иногда он проводил тренировочные бои с самим Джоном Моррисси. Старый ирландец в бою отличался беспощадностью. Шанаги имел преимущество в росте и длине рук, однако ему пришлось учиться уходить от ударов, входить в клинч и легко перемещаться по рингу.

Хотя Том считался боксером среднего веса, удар его по силе не уступал тяжеловесу, и несколько раз его выставляли на бой с ничего не подозревавшими деревенскими парнями, превосходившими его по комплекции и росту. Конечно, Шанаги побеждал.

О Бобе Чайлдерсе и его семье он ничего не слышал, однако через несколько месяцев, выходя на Файв-Пойнтс, увидел парня, похожего на Боба, и решил, что это его сын. Тот стоял на углу в компании еще двух таких же ребят.

— Тот самый, — подтвердил один из них, показывая на Тома. — Жокей.

Плотный парень, похожий на Чайлдерса, позвал его:

— Эй, ты! Иди сюда!

Шанаги помедлил. Он понимал, что с ними не следует связываться, но что-то в тоне, каким незнакомец произнес слова, показалось ему оскорбительным.

— Хочешь поговорить, — ответил он, — подойди сам.

— Я подойду, будь ты проклят!