Железный крест

— Я только что узнал, что вы вернулись, герр гауптман. Я вам не помешал?

— Я вам зачем-то нужен? — недружелюбно осведомился Штрански.

Лейтенант Трибиг улыбнулся:

— Двадцать минут назад звонил майор Фогель. Просит вас зайти к нему как-нибудь вечером.

— Благодарю вас. Что еще?

— Нет, герр гауптман. Изволите дать какие-то распоряжения?

Штрански с неудовольствием отметил, какие тонкие, почти женственные черты лица у этого лейтенанта. Что он за человек? — подумал гауптман. В его голосе не слышно интонаций военного, а вьющиеся волосы причесаны чересчур аккуратно.

— Впрочем, я кое-что вспомнил, — продолжил Штрански все тем же неприязненным тоном. — Передайте командирам рот, что завтра утром я жду их на совещание. Оно состоится у меня, в девять ноль-ноль.

— Так точно, герр гауптман. Еще приказы будут?

— Нет, можете идти.

Трибиг отдал честь. Когда дверь за ним закрылась, Штрански опустился на койку. «Что нужно Фогелю? — подумал он. — Откуда такая внезапная дружба?» На прошлой неделе, когда они впервые встретились в штабе полка, этот пожилой майор отнесся к нему с высокомерной снисходительностью. Но он командир 3-го батальона, и никто не может сказать наверняка, когда могут пригодиться хорошие отношения с соседями. Тем не менее Штрански не испытывал особой радости от предложения зайти в гости к майору. Их общение на прошлой неделе было коротким, но гауптману этого хватило, чтобы заключить, что Фогель — человек невеликого ума.

Штрански неожиданно почувствовал, что устал и у него слипаются глаза. Это сказывался недостаток сна в прошлую ночь. Он вытянулся на койке во весь рост, затем перевернулся на бок «Когда только закончатся эти неприятности?» — подумал он.

После разговора со Штрански лейтенант Трибиг вернулся в свой блиндаж и сделал несколько телефонных звонков командирам рот. Затем сел за стол и принялся листать старый иллюстрированный журнал. Воздух в блиндаже был затхлый, но снаружи стояла одуряющая жара, и выходить все равно не хотелось. Взгляд лейтенанта остановился на фотографии полуодетой девицы, лежавшей на животе и болтавшей ногами. Грудь ее почти вываливалась из декольте. Трибиг какое-то время внимательно изучал снимок. Затем вырвал страницу из журнала, скомкал ее и бросил в угол. Взглянул на часы. Первый час. Пора перекусить, подумал лейтенант. Вымыв руки над жестяным тазиком, он взял каравай хлеба, отрезал несколько тонких кусков и аккуратно намазал каждый маслом. Налил в кружку холодного кофе из котелка. Ностальгически вспомнил ароматный кофе, который подавали в полевой кухне во время службы во Франции.

Закончив есть, он остался за столом. Неожиданно раздался стук в дверь. В блиндаж вошел ординарец и в нерешительности замер у порога.

— Что-то желаете, герр лейтенант?

— В данный момент пока ничего, — ответил Трибиг и задумчиво посмотрел на мальчишеское застенчивое лицо ординарца. Затем жестом пригласил войти в блиндаж.

— Можешь ненадолго составить мне компанию, — милостиво разрешил он. — Я почти не знаю тебя. Присаживайся.

Юноша огляделся по сторонам. Лейтенант сидел на единственном стуле.

— Можешь сесть на койку, — предложил Трибиг. — Ты всегда такой застенчивый?

Ординарец принял предложению и неуверенно улыбнулся.

— Нет, — еле слышно пробормотал он, усевшись на самый краешек койки.

Трибиг закурил и с интересом посмотрел на ординарца. Кепплера прислали в батальон вместе с пополнением, прибывшим всего несколько недель назад. Трибиг взял его к себе, потому что его прежнего ординарца ранило. Кепплер также был связным 1-й роты. Ему не больше девятнадцати, предположил Трибиг. Нежные, еще не до конца сформировавшиеся черты свежего юношеского лица, беспомощное выражение, которое еще сильнее подчеркивается постоянно приоткрытым ртом.

— Откуда ты родом? — приступил к разговору лейтенант.

Кепплер положил сжатые руки на колени.

— Из Франкфурта, герр лейтенант.

— Неужели? Я хорошо знаю Франкфурт, — заметил Трибиг. — Я когда-то часто ездил туда на моей машине.

В глазах Кепплера мелькнуло восхищенное уважение:

— У вас есть своя машина, герр лейтенант?

Трибиг небрежно кивнул:

— Когда-то была. Правда, ее пришлось передать вермахту. Мы должны вносить свой вклад в дело победы. — Лицо Трибига приняло романтически-задумчивое выражение. Этому мальчишке не обязательно знать, что машина принадлежала фирме, в которой он работал. На таких юнцов упоминание об автомобиле всегда действует безотказно и существенно облегчает дело. Трибиг выпустил кольцо дыма и подался вперед.

— Живешь с родителями? — спросил он.

Кепплер печально покачал головой:

— Нет, герр лейтенант. Они умерли. Мой отец скончался десять лет назад, а мать — семь.

Лейтенант изобразил сочувствие и вкрадчиво произнес:

— Тебе, должно быть, нелегко пришлось. Где же ты жил?

— В приюте, герр лейтенант. Потом стал учеником пекаря. Я жил в его доме и обучался ремеслу.

— У тебя есть родственники? — поинтересовался Трибиг. — Ты с кем поддерживаешь отношения?

— Никак нет, герр лейтенант. Мы раньше жили в Мюнхене, а затем перебрались во Франкфурт, и мои родители там умерли.