Они шли… На синюю траву ложились ночные тени, размытые и завораживающие. Далеко от Москвы, среди пасхальной ночи… Светились окна храма.
В церкви по бокам все скамейки заняли бабульки и дедульки. Возле матерей давно сладко и безмятежно спали дети, смирные маленькие калачики.
И на душе — радость. Просто играет. Все замечательно…
В этом году хорошо сошел огонь в Иерусалиме — хороший признак. Христос воскресе! Воистину воскресе! На душе — радость…
Слава вспоминал…
И вдруг Рита ни с того ни с сего выпалила:
— А вы с братом совсем не похожи. Ты такой большой! — и окинула его суровым взглядом.
Слава очнулся и весело махнул рукой:
— Меня разговоры о моем росте просто достали! От него у меня своего рода комплекс. Вот, например, я с детства мечтал сняться в кино. А в тринадцать лет увидел объявление: «Для фильма «Пять похищенных монахов» нужен мальчик тринадцати лет. Приглашаем всех желающих на кастинг». Полетел на крыльях — вдруг повезет, меня выберут и исполнится заветная мечта?! Там уже толпились мальчишки. И всех записывала тетка в кудряшках — имя, фамилия, номер телефона. И каждому говорила, что, если он понадобится, его вызовут. А пока можно ехать домой. Наконец подошел я. И вдруг вся студия прямо перекосилась от хохота! Все ухохатывались.
Походники смотрели на Славу вопросительно.
— И все потому, что я на две головы — не меньше! — оказался выше любого из парней. И это рассматривалось так: пришел какой-то верзила, переросток, и наивно хочет выдать себя за тринадцатилетнего. Я, конечно, обиделся. Стукнул себя в грудь и поклялся, что мне тринадцать. Кудрявая тетка забормотала: «Ой, милый, уж прости, но ты явно не годишься! С твоим огромным ростом ты на свой возраст ну никак не выглядишь! Что тут поделаешь! Не обижайся, но ты уже по первой статье не проходишь!»
Клубисты заулыбались.
— А когда мне семь лет было, мы с мамой пошли на концерт. Там висело объявление: «Дети до десяти лет бесплатно». Я честно себе иду мимо дяденьки на вахте и билет не покупаю. Дядька этот меня остановил: «Мальчик, тебе уже надо платить. Видишь, что написано? Только до десяти лет!» Я говорю: «А мне семь». Дядька сердито насупился: «Мальчик, не надо меня обманывать! Ишь ты, такой малый, а уже хитрить вздумал! Но не выйдет — по тебе слишком видно, что тебе как минимум одиннадцать». Я обиделся и кричу: «Да мне семь, мне правда семь!» А он: «Вот сейчас маму твою сюда позовем, и пусть она скажет, сколько тебе лет на самом деле!» Мама пришла и сказала. Тогда разобрались. Но вахтер головой долго качал… По-моему, он и маме не поверил…
— А насчет кино, — живо подхватил Иван, — я сам мечтал быть актером… Долго так мечтал…
— В детском саду на карнавале я играл, — засмеялся Слава. — Вот угадайте, какого зверя?
Посыпались предположения:
— Барсука?
— Ежа?
— Медведя?
Угадала Рита.
— О-о-о! Точно! — завопил Слава. — Ну, мишка я вот такой был! На большой палец! Здоровенный и косолапый!..
— Смотрите! — закричал Иван. — Какое странное дерево! Что на нем растет?
Подошли ближе. На всех ветках висели кучи привязанных узелком носовых платочков. Табличка гласила: оказывается, есть примета — на этом дереве нужно оставить платочек, и тогда сюда обязательно вернешься. Но вешать платки клубистам было неохота. А Слава в приметы не верил.
— А вот я, — начала Рита, — когда ездила в Питер, накололась на этих суевериях. Нам с подругой показали церковь и сказали: «Если обойти вокруг нее семь раз — исполнится загаданное желание». Мы вечером и пошли. А круги-то немалые… Идем уже на шестой, еле тащимся. Вдруг к нам какой-то мужчина подходит: «Девушки, а что это вы все время вокруг монотонно ходите?» Мы объяснили. А он: «Так это же не та церковь! Та вон, в двухстах метрах! Примета только ее касается, а не этой!..»
Все заржали. И двинулись в направлении источника. Ваня снова шел рядом с братом.
— Слушай, а в нас немало общего! Я хотел быть актером, и ты…
— Я позже надумал найти компромисс. Актерская работа очень тяжелая, ей надо всего себя посвятить. А переводчик — тоже актер, он ведь героев через себя ведет, словно уходит в виртуальную реальность и в ней живет, как артист на сцене.
Ванька солидно кивнул.
— А помнишь, ты рассказывал — тебя в школе били. И меня тоже… Постоянно! Причем всем классом. Я иду домой, а они ждут меня группой — на разборку.
— Ну, в последнем классе я, может, с того и ссучился, — буркнул Слава. — Озверел и сам начал по зубам всех бить. Тоже бывает, ясен пень…
— А-а-а… А я вот — нет! — сказал Иван с каким-то ложным пафосом. — Я для себя решил — не надо никого бить! Никого, что бы он ни делал!
Тэк-с… Неужели брату удалось так легко всех простить? Тех, кто его бил? Ну что ж, тогда он куда лучше Славы. Сугубо. Славка, увы, злопамятный, до сих пор не смог простить некоторых. Хотел… Но ничего не вышло, грех его великий — злопамятность…
— А дать сдачи?
— Предложение не принимается. Оно не рационально! В нем нет никакого смысла. Лупить друг друга — незачем, лишняя трата времени и никакой моральной пользы. Выяснять отношения надо словами.